Капитан Ионит. — Герцог Орлеанский. — Осада Мультана. Маленький опыт Стэда.

Иногда эти проблески сверхфизической способности приходят, когда человек находится в бодрственном состоянии, иногда они проявляются во время сна в виде живых и повторяющихся сновидений. Зрение, которым пользуются в этом последнем случае, принадлежит обыкновенно к нашему четвертому типу ясновидения в пространстве, потому что спящий человек часто отправляется в своем астральном проводнике к какому-нибудь месту, с которым его тесно связывают привязанности и интересы, и просто наблюдает то, что там происходит. Для первого же случая, вероятно, требуется второй тип ясновидения, с помощью астрального тока. Но в этом случае ток или трубка образуется совершенно бессознательно и часто является автоматическим результатом усиленной мысли или эмоции, отброшенной с того или другого конца — то есть, или со стороны видящего, или со стороны лица, которое он видит.

Проще всего будет привести несколько разнородных примеров с необходимыми пояснениями к ним. Стэд сделал обширный и разнообразный подбор новых и хорошо проверенных случаев в своей книге "Real Ghost Stories", и я заимствую оттуда некоторые из моих примеров, иногда слегка сокращая их, чтобы выиграть место. В некоторых примерах сразу видно всякому теософу, что исключительный случай ясновидения был специально вызван одним из тех, кого мы назвали "невидимыми помощниками", с тою целью, чтобы помощь могла быть оказана кому-нибудь, находящемуся в тяжелой нужде. К этому типу, несомненно, принадлежит история, рассказанная капитаном Ионитом из Напа Валлей в Калифорнии д-ру Бушнелю, который повторяет ее в своей книге "Nature and the Supernatural".

"Около шести или семи лет тому назад как-то ночью среди зимы ему приснился сон: он увидел какую-то толпу, по-видимому эмигрантов, задержанных снегами в горах и погибающих от холода и голода. Он заметил и место, где все это происходило; оно было отмечено спереди огромной перпендикулярной стеной белых каменистых скал; он видел, что люди срезали что-то похожее на верхушки деревьев, торчащих из глубоких снежных сугробов; он различал самые лица этих людей и взгляды их, выражавшие отчаяние.

Он проснулся под сильным впечатлением этого сна, который был необычайно ярок и реален. Потом, наконец, он снова заснул и опять увидел тот же самый сон. Утром он не мог выкинуть его из головы. Встретившись вскоре после того с одним старым товарищем — охотником, он рассказал ему свой сон и был еще более поражен, когда тот без труда узнал местность, которую он видел во сне. Этот товарищ переходил Сьерру через ущелье Карсон Валлей и объявил, что одно место в ущелье вполне соответствует его описанию.

Это заставило нашего прямодушного патриарха принять решение. Он немедленно собрал компанию мужчин с мулами, шерстяными одеялами и всей необходимой провизией. Тем временем соседи смеялись над его доверчивостью. — "Ничего не значит, — сказал он, — я могу это сделать и сделаю, потому что в самом деле верю в то, что действительно соответствует моему сну!". Люди отправились в горы за сто пятьдесят миль прямо к ущелью Карсон Валлей. Здесь они нашли людей именно в том положении, в каком изобразил их сон, и увезли всех оставшихся в живых".

Так как не установлено, чтобы капитана Ионита часто посещали видения, то ясно, что какой-нибудь помощник, увидав отчаянное положение эмигрантов, перенес в астральном проводнике ближайшее способное воспринять впечатление, а также и в других отношениях подходящее лицо (которое как раз и оказалось капитаном) на самое место действия и достаточно его возбудил, чтобы сцена твердо отпечатлелась в его памяти. Или возможно, что помощник образовал для капитана "астральный ток"; но первое предположение вероятнее. Во всяком случае и мотив, и метод дела здесь достаточно очевидны.

Иногда "астральный ток" может быть пущен сильной эмоциональной мыслью, и это может случиться даже если думающий не имеет этого намерения в уме. В довольно замечательной истории, которую я хочу привести, мы видим, что цепь была образована постоянной мыслью доктора о м-с Броутон, однако у него, по-видимому, вовсе не было специального желания, чтобы она увидала, что он делал в то время. Здесь действовал именно этот род ясновидения, что видно из неподвижности точки отправления ее зрения, которая, нужно заметить, не была точкой зрения доктора симпатически ей передавшаяся (как это могло бы быть), потому что она видела его спину, не узнавая его. Историю эту можно найти в "Proceedings of the Psychical Research Society".

"Миссис Броутон проснулась раз ночью в 1844 году и разбудила своего мужа, говоря ему, что во Франции что-то случилось. Муж стал уговаривать ее снова заснуть и не тревожить его. Но она уверяла его, что не спала, когда видела то, о чем хотела рассказать ему, и что она действительно видела.

Сначала какой-то случай с экипажем; она видела не самый случай, а то, что было его следствием: сломанный зкипаж, собравшаяся толпа, какая-то фигура, осторожно поднятая и снесенная в ближайший дом, затем человек, лежащий на кровати, в котором она узнала герцога Орлеанского; друзья, постепенно собирающиеся вокруг кровати, среди них несколько членов французской королевской семьи, королева, потом король; все молча со слезами смотрят на очевидно умирающего герцога; тут же доктор (она видела его спину, но не знала, кто он); он стоит склонившись над герцогом, одной рукой щупая его пульс, в другой руке держа часы. Потом все исчезло, и она больше ничего не видала.

Как только рассвело, она записала в своем дневнике все, что видела. Это было тогда, когда не существовало еще электрического телеграфа, и два дня или больше прошло раньше, чем "Times" объявил о смерти герцога Орлеанского. Посетив Париж вскоре после того, она увидала и узнала место происшествия и получила объяснение своего видения: доктор, который ухаживал за умирающим герцогом, был ее старым другом, и в то время, как он сидел у кровати, ум его постоянно был занят ею и ее семьей".

Самый обычный пример — это когда сильная привязанность создает необходимый ток; возможно, что в подобном случае постоянный поток взаимных мыслей друг о друге непрестанно обращается между обеими сторонами, и какая-нибудь внезапная надобность или ужасная крайность одной из сторон наделяет этот поток временно поляризующей силой, которая необходима для того, чтобы создать астральный телескоп. Иллюстрирующий это пример приведен в тех же "Proceedings".

"9 сентября 1848 г. при осаде Мультана генерал-майор Р., бывший тогда полковым адъютантом, был очень сильно и опасно ранен; думая, что умирает, он попросил одного из офицеров, бывших с ним, снять кольцо с его пальца и послать его жене, которая в то время находилась на расстоянии ста пятидесяти миль оттуда в Ферозепоре.

Ночью, 9 сентября 1848 г., — пишет его жена, я лежала на кровати и дремала, как вдруг я отчетливо увидела моего мужа, которого уносили с поля тяжело раненого, и услыхала его голос, говоривший: — Снимите это кольцо с моего пальца и пошлите его моей жене. — Весь следующий день эта картина и этот голос не выходили у меня из головы.

В свое время я узнала, что генерал Р. был тяжело ранен при осаде Мультана. Однако, он поправился и жив о сих пор. Лишь через некоторое время после осады я услыхала от генерала Л., офицера, помогавшего унести моего мужа с поля, что просьба относительно кольца была действительно им выражена совершенно так, как я слышала ее в Ферозепоре в то же самое время".

Затем есть еще обширный класс случайных явлений ясновидения, причины которых нельзя доискаться; они по-видимому совершенно незначительны и не имеют никакого видимого отношения к каким-либо событиям, известным ясновидящему. Таковы многие пейзажи, которые некоторые люди видят в момент засыпания. Привожу прекрасный и очень реалистический рассказ об одном опыте подобного рода из "Real Ghost Stories" В. Т. Стэда.

"Я лег в постель, но не мог заснуть. Я закрыл глаза и ждал, когда придет сон; однако, вместо сна передо мной возникла вереница удивительно живых картин ясновидения.

В комнате не было огня и было совершенно темно; мои глаза тоже были закрыты. Но несмотря на темноту, я вдруг заметил, что созерцаю необыкновенно красивую картину. Казалось, я вижу живую миниатюру величиной приблизительно с подвижную сторону волшебного фонаря. Я до сих пор помню эту картину. Это была полоса морского берега. Луна сияла над водой, которая медленно набегала на песок. Прямо впереди меня длинный мол выдавался в море.

С обеих сторон мола неправильные стены возвышались над уровнем моря. На берегу было несколько домов, четырехугольных, грубо сколоченных, совершенно не похожих по своей архитектуре ни на какие другие виденные мною дома. Никто не шевелился, но передо мной было море, сверкание лунного света на струящейся воде, точно я в действительности видел перед собой эту картину.

Это было прекрасно, и я, помнится, подумал, что если это будет продолжаться, мне так интересно будет смотреть, что я никогда не засну. Я совершенно не спал, и в то самое время, как я видел эту картину, я ясно слышал, как в окно ударяли капли дождя. Затем внезапно, без всякого видимого повода, сцена изменилась.

Освещенное луной море исчезло, и теперь я глядел прямо внутрь комнаты-читальни. Казалось, что эта комната днем служит классной, а вечером читальней. Я помню, что видел одного читающего, который удивительно был похож на Тима Гаррингтона, хотя это был не он; он держал в руках журнал или книгу и смеялся. Это не была картина, это было прямо передо мной.

Казалось, что я смотрел на эту сцену в бинокль; я видел игру мускулов, блеск глаз, каждое движение неизвестного человека в неведомом месте, на которое я смотрел. Я видел все это, не открывая моих глаз, да и глазам моим нечего было бы здесь делать. Подобные вещи видят каким-то другим чувством, которое скорее находится внутри головы, чем в глазах.

Это был очень жалкий и ничтожный опыт, но он дал мне возможность лучше понять, как именно ясновидящие делают свои исследования.

Картины ни к чему не относились, они не были вызваны ничем, что я читал, или о чем говорил. Они просто явились передо мной, как будто бы мне дали посмотреть в зрительную трубку на что-то, происходящее где-то в мире. Я заглянул, и все прошло, и после подобный опыт уже не повторялся".

Стэд смотрит на это как на "жалкий и ничтожный опыт" и, быть может, на это и можно так смотреть, если сравнивать с более широкими возможностями; однако есть немало учеников, которые были бы очень благодарны, если бы могли рассказать хотя бы и о таком непосредственном личном опыте. Хотя он может быть и невелик сам по себе, но он сразу дает видящему нить ко всему, и для человека, видевшего хотя бы столько, ясновидение будет живой действительностью, чего бы никогда не случилось без подобного маленького соприкосновения с невидимым миром.

Картины эти не были простым отражением чужих мыслей, так как они были слишком отчетливы, и кроме того, описание несомненно указывает на то, что это были картины, виденные в астральный телескоп, так, что либо сам Стэд направил ток, либо же (что гораздо вероятнее) какое-нибудь доброе астральное существо привело для него этот ток в движение, и, чтобы провести утомительное время бессонницы, показало ему те картины, которые случайно пришлись на противоположном конце трубки.

Акаша-хроника — Рост ауры. — Искаженное отражение. — Личное уравнение. — Четвертое измерение. Интересная книга. — Странно, но неопровержимо. — Психометрия. — Какой вид имеют картины хроники. Прошлые жизни. Определение даты. — Воспоминание. Ценность знания. — Бессознательная психометрия. — Рассказ Цшокке.

Быть может, нам будет легче понять эту несколько более трудную часть нашего исследования, если мы будем рассматривать ее, сделав подразделения, которые напрашиваются сами собой, и обратимся сначала к зрению, обращенному назад, в прошлое, оставив для позднейшего рассмотрения зрение, пронизывающее покровы будущего. В обоих случаях нам следует попытаться понять все, что можем, относительно modus operandi, даже если наш успех в самом лучшем случае будет очень умеренным, благодаря, во-первых, неполноте сведений, которыми обладают в настоящее время наши исследователи относительно некоторых пунктов этого вопроса, и, во-вторых, вследствие постоянно напоминающего о себе недостатка физических слов, которыми можно выразить хотя бы сотую долю того немногого, что мы знаем относительно высших планов и способностей.

Итак, переходя к подробным видениям из области отдаленного прошлого: — как они получаются и к какому плану природы они в сущности принадлежат? Ответ на оба эти вопроса лежит в том, что видения эти читаются в Акаша-хронике; но это положение в свою очередь потребует объяснений для многих читателей. В самом деле, слово это дает несколько неверное обозначение, потому что хотя хроника несомненно читается в акаша или в материи ментального плана, но на самом деле принадлежит она не этому плану. Еще хуже другое название — "летописи астрального света", которое иногда употреблялось, потому что эти летописи лежат далеко за пределами астрального плана, а на нем можно получить лишь отрывочные проблески, так сказать, двойного отражения их, как сейчас будет объяснено.

Как многие другие наши теософические термины, слово акаша употреблялось в очень неточном смысле. В некоторых из наших более ранних книг оно служит как синоним астрального света, в других же им пользовались для обозначения всякого рода невидимой материи, от мулапракрити и вплоть до физического эфира. В позднейших книгах употребление его было ограничено: оно обозначало материю ментального плана, и в этом смысле о хронике можно говорить, как об Акаша-хронике, потому что хотя она создается и не на ментальном плане, как и не на астральном, однако именно здесь мы в первый раз приходим в соприкосновение с ней и можем делать над ней исследования, заслуживающие доверия.

Вопрос о хронике далеко не легкий, потому что принадлежит к тому многочисленному ряду вопросов, которые требуют для своего понимания способностей гораздо более высокого порядка, чем те, которые человечество до сих пор развило в себе. Истинное разрешение этой проблемы лежит на планах гораздо более высоких, чем те планы, которые сколько-нибудь доступны нашему познанию в настоящее время, — и всякое наше исследование их летописей должно неизбежно быть очень несовершенного характера, так как мы можем подходить к ним лишь снизу, а не сверху. Поэтому мы можем составить себе о них лишь очень неполное представление, но это не введет нас в заблуждение, если мы не будем принимать те небольшие отрывки, которые единственно нам доступны, за законченное целое. Если мы постараемся, чтобы те понятия, которые мы можем образовать, были бы по возможности точными, то нам не придется ничему разучиваться, хотя многое придется дополнять, когда с течением нашего дальнейшего развития мы будем постепенно приобретать высшую мудрость. Нужно понять с самого начала, что вполне охватить наш предмет невозможно на настоящей ступени нашего развития, и что должно возникнуть много таких вопросов, на которые до сих пор нельзя получить точных объяснений, хотя часто можно провести аналогии и указать, в каком направлении должно лежать объяснение.

Постараемся же перенестись мысленно к самому началу той солнечной системы, к которой мы принадлежим. Всем нам известна обычная астрономическая теория ее происхождения (называемая обыкновенно теорией туманности), по которой она впервые начала существовать в виде гигантской раскаленной туманности, диаметр которой далеко превосходил диаметр орбит даже самых отдаленных от центра планет, а затем, по мере того, как в течение бесчисленных веков эта огромная сфера постепенно охлаждалась и сокращалась, образовалась та система, которую мы знаем.

Оккультная наука принимает эту теорию в ее общих чертах, как правильно изображающую чисто физическую сторону эволюции нашей системы, но она прибавляет, что если мы ограничим наше внимание одной только этой физической стороной, то будем иметь лишь очень неполное и бессвязное представление о том, что действительно произошло. Для начала она допускает, что предпринимающее образование системы высшее Существо (которое мы иногда называем Логосом системы), прежде всего образует в своем сознании законченную идею всей этой системы со всеми ее последовательными цепями миров. Самим актом образования этой идеи Оно вызывает целое к одновременному объективному существованию на плане Своей мысли (план этот, конечно, лежит гораздо выше всех тех планов, о которых мы что бы то ни было знаем) и с этого плана постепенно спускаются различные планеты по мере того, как должны перейти в то или иное состояние дальнейшей объективности, предназначенное для каждой из них. Если мы не будем постоянно помнить об этом факте, то есть о том, что истинное существование всей системы начинается с высшего плана, мы всегда будем неправильно истолковывать физическую эволюцию, которая совершается перед нашими глазами на земле.

Но в этой области оккультизм учит нас не только этому. Он не только говорит нам, что вся наша удивительная система, с ее низшими и высшими планами, вызвана к существованию Логосом, но также и то, что отношение этой системы к нему еще теснее, так как она есть часть его (частичное выражение его на физическом плане), и что движение и энергия всей системы есть его энергия, действующая в пределах его ауры. Как бы ни была поразительна эта мысль, она не покажется совершенно непонятной тому, кто хоть сколько-нибудь изучал вопрос об ауре.

Нам известна та идея, что по мере того, как человек все больше и больше развивается, его тело причинности (крайняя граница его ауры) заметно вырастает в смысле объема, а также в смысле блеска и чистоты окраски. Многие из нас знают по опыту, что аура ученика, уже достаточно далеко подвинутого на пути, гораздо обширнее, чем аура того, кто только лишь вступил на этот Путь; и еще больше увеличивается она у Адепта. Мы читаем в экзотерических восточных писаниях о громадном протяжении ауры Будды; кажется, в одном месте указано, что она доходила до трех миль в окружности, но какова бы ни была ее точная величина, ясно, что здесь перед нами еще одно свидетельство о факте крайне быстрого роста тела причинности, по мере того, как человек подвигается на пути. Едва ли может быть сомнение в том, что скорость ее роста сама будет увеличиваться в геометрической прогрессии; так что мы не должны удивляться, если услышим об Адепте, стоящем на еще более высокой ступени, аура которого способна вместить сразу целый мир; а отсюда мы можем постепенно привести наш ум к пониманию того, что может быть такое высокое Существо, которое в состоянии включить в себя всю нашу солнечную систему. И мы должны помнить, что как бы грандиозно все это нам ни казалось, все же это только маленькая капля в обширном океане пространства.

Таким образом, относительно Логоса (который заключает в себя все способности и свойства, какими мы только можем наделить высочайшего, доступного нашему воображению Бога) оказываются буквально верными некогда сказанные слова, что "от Него, через Него и к Нему — все" и "в нем мы живем, движемся и существуем".

Если же это так, то ясно, что всё, что случается в пределах нашей системы, непременно случается в пределах сознания её Логоса, и поэтому мы сразу видим, что истинная хроника должна быть его памятью. Больше того: очевидно, что на каком бы плане эта чудесная память ни существовала, она должна быть гораздо выше всего, что мы знаем, и следовательно, хроника, которую мы были бы в состоянии прочесть, должна быть лишь отблеском великой доминирующей памяти, отраженным в более плотной среде наших планов.

На астральном плане сразу видно, что это именно так, то есть: то, с чем мы там имеем дело, есть лишь отражение отражения, да ещё крайне несовершенное, потому что те летописи, которые доступны нам, крайне отрывочны и часто очень искажены. Мы знаем, что воду повсеместно считают символом астрального света, и в этом случае символ этот черезвычайно подходит. На поверхности спокойной воды мы можем получить отчётливое отражение окружающих предметов совершенно так, как в зеркале; но в лучшем случае это всё же лишь отражение — то есть изображение в двух измерениях трёхмерных предметов, следовательно, изображение, отличающееся всеми свойствами (кроме цвета) от того, что оно изображает, и вдобавок ещё — всегда опрокинутое.

Но пусть поверхность воды всколыхнется ветром, — что тогда мы увидим? Конечно, опять-таки отражение, но оно будет до такой степени изломанное и искаженное, что совершенно не сможет нам служить указанием относительно формы и истинного вида отраженных предметов, наоборот, скорее наведет нас на ложный путь. Там и сям на минуту мы случайно получим отчетливое отражение какой-нибудь незначительной подробности картины, единого листика с дерева, например, — но потребуется долгая работа и немалое знание естественных законов, чтобы построить что-нибудь похожее на истинный вид отраженного предмета, складывая вместе такие отдельные фрагменты его образа, если даже таких фрагментов окажется много.

На астральном плане мы никогда не можем иметь ничего, приближающегося к тому, что мы представили себе в виде спокойной поверхности; наоборот, там нам все время приходится иметь дело с поверхностью, находящейся в быстром, ошеломляющем движении; судите поэтому, как мало там надежды получить ясное и определенное отражение. Вот почему ясновидящий, обладающий только способностью астрального зрения, никогда не может считать точной и совершенной никакую картину прошлого, возникающую перед ним; иногда какая-нибудь часть ее может быть точной и совершенной, но у него нет возможности знать — какая это часть.

Если он находится под руководством знающего учителя, возможно, что ему после долгой и тщательной тренировки будет указано, как отличать верные впечатления от неверных и как строить из искаженных отражений нечто вроде образа отраженного предмета; но обыкновенно задолго до того, как ему удастся одолеть эти трудности, он разовьет в себе деваканическое зрение, которое делает этот труд излишним.

На следующем плане, который мы называем ментальным или деваканическим, мы имеем дело с совершенно другими условиями. Здесь хроника полна и точна и в чтении ее невозможно ошибиться. Иначе говоря, если бы трое ясновидящих, обладающих силами деваканического плана, согласились бы между собой исследовать здесь какой-нибудь отрывок летописи, то каждому представилось бы абсолютно одно и то же отражение, и каждый правильно прочитал бы его. Но отсюда не следует, что когда позднее на физическом плане все они сравнят свои заметки, то отчеты их будут совершенно совпадать. Хорошо известно, что если три человека, бывших свидетелями какого-нибудь случая здесь, у нас, в физическом мире, примутся после рассказывать об этом случае, их рассказы будут очень отличаться друг от друга, потому что каждый заметит как раз те стороны, которые больше всего подействуют на него, и незаметно для себя сделает из них главные черты события, часто и не подозревая о других сторонах, которые в действительности были гораздо важнее.

Но при наблюдениях на ментальном плане это личное уравнение не может особенно вредить получаемым впечатлениям, потому что каждый наблюдающий видит весь предмет целиком и ему уже невозможно рассматривать частности вне должных пропорций; но этот фактор (за исключением тех случаев, когда дело идет об основательно тренированных и опытных людях) начинает действовать при передаче впечатлений на низшие планы. По самой природе вещей невозможно рассказать на земле о каком-нибудь деваканическом видении или опыте так, чтобы рассказ этот был полным, потому что девять десятых того, что можно увидеть и почувствовать там, совершенно не может быть выражено физическими словами; поэтому можно выразить только часть виденного, и здесь, очевидно, является некоторая возможность выбора той части, которую можно выразить. По этой именно причине в наших теософических исследованиях последних лет было приложено так много усилий к тому, чтобы постоянно сличать и проверять показания ясновидящих, и ничему, основанному на видении одного лишь какого-нибудь лица, не было позволено появиться в наших позднейших книгах.

Но даже тогда, когда возможность ошибки вследствие действия личного уравнения сведена к минимуму при помощи системы тщательной проверки, все-таки остается очень серьезная трудность, которая присуща всякому перенесению впечатлений с высшего плана на низший. Это нечто аналогичное той трудности, которую испытывает художник, когда пытается изобразить трехмерный пейзаж на плоской поверхности, то есть в двух измерениях. Совершенно подобно тому, как артист должен долго и тщательно развивать глаз и руку, чтобы дать удовлетворительное изображение природы, так и ясновидящий нуждается в долгом и тщательном развитии для того, чтобы точно описывать на низшем плане то, что он видит на высшем; и возможность получить правильное описание от лица, не прошедшего этой школы, приблизительно равна возможности получить вполне законченный пейзаж от человека, который никогда не учился рисовать.

Нужно также помнить, что самая совершенная картина в действительности бесконечно далеко не воспроизводит сцену, которая на ней изображена, потому что едва ли хоть одна единственная линия или один угол в ней — точно такие же, как у того предмета, с которого она списана. Это просто очень искусная попытка, с помощью линий и красок на плоской поверхности, произвести на одно из наших пяти чувств впечатление, подобное тому, которое получилось бы, если бы на самом деле перед нами находилась изображенная сцена. И иначе как с помощью намеков, понимать которые мы можем исключительно только на основании прежнего опыта картина нам не может передать ни шума моря, ни запаха цветов, ни вкуса плодов, ни мягкости или жесткости нарисованной поверхности.

Подобного же рода затруднения, но в еще большей степени, испытывает ясновидящий, когда пытается описать на физическом плане то, что он видел на астральном; и кроме того эти затруднения еще увеличиваются тем, что вместо того, чтобы просто напоминать умам слушателей о представлениях, с которыми они уже знакомы, как это делает художник, когда изображает людей или животных, поля или деревья, — ему приходится пытаться с помощью очень несовершенных средств, имеющихся в его распоряжении, внушить им представления, которые в большинстве случаев для них абсолютно новы.

Поэтому неудивительно, что как бы живы и поразительны не казались его описания слушателям, сам он будет постоянно сознавать их полную неудовлетворительность и все время чувствовать, что как бы он ни старался, он не может дать настоящее понятие о том, что он действительно видит. И мы должны помнить, что когда дело идет о передаче на наш план воспоминания, прочитанного в хронике на ментальном плане, — эта трудная операция передачи с высшего плана на низший делается не один раз, а два, так как воспоминание переносится через астральный план, лежащий между ментальным и физическим. Даже если исследователь настолько развил в себе деваканические способности, что может пользоваться ими, бодрствуя в своем физическом теле — все же он связан абсолютной невозможностью выразить на физическом языке все то, что он видит.

Попробуйте на минуту представить себе, что называется четвертым измерением, о котором мы говорили выше. Нам легко думать о наших трех измерениях, представить себе в уме длину, ширину и высоту любого примета, и мы видим, что каждое из этих трех измерений выражается линией, лежащей под прямым углом к обеим линиям других измерений. Идея четвертого измерения допускает возможность провести четвертую линию, которая будет лежать под прямым углом ко всем уже существующим.

Но обычный ум никак не может охватить эту идею, хотя те немногие, которые специально изучали предмет, постепенно пришли к тому, что были в состоянии представить себе одну или две из простейших четырехмерных фигур. И все же никакие слова, употребленные на этом плане, не могут передать чужому уму образы этих фигур, и если какой-нибудь читатель, который не тренировался специально в этом направлении, сделает попытку представить себе в зрительном образе подобную форму, он найдет, что это совершенно невозможно. В самом деле — ясно выразить подобную форму в физических словах это все равно, что с точностью описать один какой-нибудь предмет на астральном плане. Если же мы рассматриваем хронику на ментальном плане, перед нами возникают еще новые трудности пятого измерения. Таким образом, невозможность полного объяснения этой хроники очевидна даже для самого поверхностного наблюдения.

Мы назвали эту хронику памятью Логоса, но это нечто гораздо большее, чем память в обычном смысле слова. Хоть и невозможно вообразить себе, как эти образы представляются с его точки зрения, все же мы знаем, что по мере того, как мы поднимаемся выше и выше, мы должны приближаться к истинной памяти, мы должны ближе подойти к тому, чтобы видеть так, как он видит. Вот почему необыкновенно интересен опыт ясновидящего, когда он смотрит на эти летописи, находясь на буддхическом плане — высочайшем, какого может достичь его сознание, даже когда оно не соединено с физическим телом, пока он не дойдет до уровня Архата.

Здесь время и пространство уже больше не ограничивают его; здесь ему уже не нужно, как на ментальном плане, проследить за целым рядом событий, потому что прошедшее, настоящее и будущее одинаково и одновременно предстают перед ним, хотя это и звучит для нас здесь бессмысленно. Правда, даже и этот высокий план бесконечно ниже сознания Логоса, но все же из того, что мы видим здесь, совершенно ясно, что для Логоса хроника должна быть чем-то гораздо большим, чем то, что мы называем памятью, потому что все то, что произошло в прошедшем, и все, что произойдет в будущем, происходит в настоящее время перед его взором совершенно так, как то, что мы называем событиями настоящего времени.

Конечно, это кажется невероятным и глубоко непонятным нашему ограниченному пониманию; и тем не менее это абсолютно верно.

Разумеется, мы не можем ожидать, что на нашей настоящей ступени знания — мы поймем, каким образом получается такой поразительный результат, и всякая попытка объяснить это заставит нас только запутаться в туманных словах, которые все же не дадут нам истинного понимания. Все же на ум лишь приходит такая постановка вопроса, которая, быть может, укажет в каком направлении может лежать объяснение; а все, помогающее нам представить себе, что такое поразительное положение может быть в конце концов и не совсем невозможно, — способствует расширению нашего ума.

Помнится, лет тридцать тому назад я читал любопытную книжку, которая называлась, кажется, "Звезды и Земля" ("The Stars and Earth"). Книжка эта пыталась научно объяснить, каким образом для божественного ума прошедшее и будущее могут существовать одновременно. Доказательства в ней показались мне положительно интересными, и я изложу их вкратце, так как думаю, что в них можно найти намеки в связи с предметом, который нас занимает.

То, что мы видим (будь то книга, которую мы держим в руках, или звезда, находящаяся на расстоянии миллионов миль от нас), мы видим благодаря вибрациям эфира, называемым обыкновенно световыми лучами и направляющимися от видимого нами предмета к нашим глазам. Скорость же распространения этих вибраций так велика (около 186000 миль в секунду), что по отношению к любому предмету в нашем мире мы можем смотреть на эти вибрации, как на мгновенные. Но когда нам приходится иметь дело с междупланетными расстояниями, мы должны принимать в соображение скорость света, так как для того, чтобы пройти эти обширные пространства, нужен заметный период времени. Например, нужно восемь минут с четвертью для того, чтобы свет дошел от солнца до нас, так, что когда мы глядим на солнечный шар, мы видим его, благодаря лучу света, покинувшему его больше восьми минут тому назад.

Отсюда следует любопытный вывод: световой луч, с помощью которого мы видим солнце, очевидно может передать нам только то положение дел, которое существовало на этом светиле, когда он отправился в свой путь, и на него нисколько не подействует то, что случится там, после того, как он был отослан; так что поистине мы видим солнце не таким, как оно есть, но как оно было восемь минут назад. Иначе говоря, если бы что-нибудь важное совершилось на солнце (например, образование нового солнечного пятна), астроном, наблюдающий в это время светило в свой телескоп, ничего не будет знать о событии в то время, как оно происходит, так как луч света, несущий эту новость, достигает до него лишь больше, чем восемь минут спустя.

Разница оказывается еще более поразительной, когда мы рассматриваем неподвижные звезды, потому что в этом случае расстояния еще значительнее. Например, полярная звезда так далека от нас, что свету, проходящему с упомянутой уже непостижимой быстротой, нужно немного больше пятидесяти лет для того, чтобы достигнуть нашего "глаза"; а отсюда следует тот странный, но неизбежный вывод, что мы видим полярную звезду не такой, какова она в эту минуту, и не там, где она теперь, а такой, какой она была, и там, где она была — пятьдесят лет тому назад. И если завтра какая-нибудь космическая катастрофа разобьет полярную звезду вдребезги, мы все еще будем видеть ее мирно сияющей на небе до конца нашей жизни; наши дети достигнут среднего возраста и в свою очередь соберут вокруг себя своих детей раньше, чем весть об этом ужасном случае достигнет чьего-нибудь глаза на земле.

Есть еще и другие звезды, которые так далеки, что нужны тысячелетия для того, чтобы свет передался от них к нам, и поэтому наши сведения о них отстают на тысячи лет.

Теперь поведем наше доказательство еще дальше. Предположим, что мы можем поместить человека на расстояние 186000 миль от земли и при этом снабдить его чудесной способностью видеть на этом расстоянии то, что совершается здесь, так же отчетливо, как если бы он все еще находился рядом с нами. Очевидно, что помещенный таким образом человек будет видеть все через секунду после того, как оно действительно произошло и таким образом в каждый данный миг он будет видеть то, что случилось секунду тому назад. Удвойте расстояние, и он будет отставать на две секунды и так далее. Отодвиньте его на расстояние солнца (с тем, чтобы он все время сохранял ту же таинственную силу зрения), и он будет смотреть вниз и наблюдать не то, что вы делаете теперь, но то, что вы делали восемь с четвертью минут тому назад. Поместите его на полярную звезду, и он увидит перед глазами события, происходившие пятьдесят лет тому назад; он будет следить за детскими играми тех, которые в это самое время на самом деле сделались уже пожилыми людьми. Как бы это ни казалось удивительным, все же это буквально и научно верно и отрицать этого нельзя.

Книжка продолжала довольно логично доказывать, что так как Бог всемогущ, то он обладает удивительной силой зрения, которой мы в виде предположения наделили нашего наблюдателя; и далее, что так как он вездесущ, то он может находиться в каждом из упомянутых нами мест, а также на каждой лежащей между ним точке не последовательно, а одновременно. Если признать эти предпосылки, то последует неизбежный вывод, что все, когда-либо случившееся с самого начала мира должно в этот самый момент совершаться перед глазами Бога — не только как простое воспоминание об этом, но как действительное совершение, которое он теперь же может наблюдать. Все это довольно материалистично и лежит на плане чисто физической науки, и поэтому можно быть уверенным, что память Логоса действует не так; но эта постановка вопроса сделана искусно и неопровержимо, и как я уже сказал, не бесполезно, потому что позволяет кинуть взгляд на некоторые возможности, которые иначе могли бы не прийти нам в голову.

Но нас могут спросить — как можно в хаотическом беспорядке этих воспоминаний прошлого найти какую-нибудь определенную картину, когда она нужна? Действительно, нетренированный ясновидящий обыкновенно не может сделать этого без какого-нибудь специального звена, которое вводит его в общение с тем, что ему нужно. Примером этого рода служит психометрия, и очень возможно, что наша обычная память есть в сущности только другой аспект той же самой идеи. Кажется, как будто есть нечто вроде магнетической силы или сродства между любой частичкой материи и страничкой хроники, содержащей ее историю, — сродства, которое дает ей возможность действовать, как проводник между этой страничкой хроники и способностями всякого, кто может ее прочесть.

Например, я привез однажды из Стонхенджа маленький обломок камня, не больше булавочной головки; когда я положил его в конверт и протянул одной женщине-психометру, которая не имела понятия о том, что это такое было, — она сразу начала описывать эту чудесную руину и ее пустынные окрестности, а затем стала очень живо передавать сцены, очевидно, относившиеся к ее прошлой истории, доказывая этим, что крошечного обломка достаточно для того, чтобы привести ее в общение с летописями, связанными с тем местом, откуда этот обломок был взят. Сцены, которые встречаются нам в течение нашей жизни, по-видимому, действуют таким же образом на клеточки нашего мозга, как подействовала история Стонхенджа на эту частичку камня: они устанавливают связь с теми клеточками, с помощью которых наш ум приводится в общение с этой специальной частью прошлого и поэтому мы "вспоминаем" то, что видели.

Даже для тренированного ясновидящего нужно какое-нибудь звено, чтобы дать ему возможность найти воспоминание события, о котором он не имеет никаких предварительных сведений. Представим себе, например, что он хотел бы наблюдать высадку Юлия Цезаря на берегах Англии; у него есть несколько способов подойти к предмету. Если он побывал когда-нибудь в том месте, где это случилось, то ему будет проще всего представить себе это место, а затем углубиться в летописи прошлого, пока он не достигнет желаемого периода. Если он не видел места, он может углубиться в даль времен и дойти до того числа, когда случилось событие, а затем поискать путь для флотилии римских галер. Или он может исследовать хронику римской жизни приблизительно этого периода, где ему нетрудно будет найти такую выдающуюся фигуру, как Цезарь, или, найдя его, проследить за ним во время всех его галльских войн вплоть до вступления на Британский берег.

Многие часто спрашивают — какой вид имеют эти летописи, кажутся ли они близкими или далекими от глаз, велики или малы в них фигуры, следуют ли картины одна за другой, как в панораме, или переходят одна в другую, как в меняющихся видах и т. д. На это можно лишь ответить, что внешний вид их меняется до некоторой степени в связи с условиями, при которых их видят. На астральном плане отражения являются чаще всего в виде простой картины, хотя иногда видимые на ней фигуры движутся; в этом случае перед нами более длительное и более совершенное отражение.

На ментальном плане у них два чрезвычайно различных аспекта. Когда тот, кто находится на этом плане, не думает специально об этих отражениях, они просто образуют задний план для всего происходящего совершенно так, как отражение в трюмо, находящемся в конце комнаты, может образовать задний план для жизни людей в этой комнате. Нужно всегда помнить, что при этих условиях они в сущности являются простым отражением бесконечной деятельности великого сознания на гораздо более высоком плане, и очень напоминают непрерывную смену картин в кинематографе или живой фотографии. Они не переходят друг в друга, как изменяющиеся виды, но также нельзя сказать, что это была серия обыкновенных, следующих друг за другом картин; движения отраженных фигур все время продолжаются, как будто бы актеры движутся на отдаленной сцене.

Но если тренированный исследователь направит свое специальное внимание на какую-нибудь сцену или захочет вызвать ее перед собой, тогда сразу произойдет необыкновенная перемена, потому, что это — план мысли и подумать здесь о чем-нибудь, это значит немедленно вы.звать перед собой то, о чем подумал. Например, если человек хочет видеть воспроизведение того события, о котором мы уже упоминали (высадка Юлия Цезаря), то сразу окажется, что он не то что смотрит на эту картину, но стоит на берегу посреди легионеров, вся сцена происходит вокруг него, и он видит ее совершенно так, как видел бы, если бы стоял здесь во плоти в то осеннее утро 55-го года до Р. Х. Так как то, что он видит, есть лишь отражение, то действующие лица, конечно, совершенно не сознают его присутствия; точно так же никакое его усилие ни капельки не может изменить хода их действий; но он может контролировать скорость, с которой вся сцена развертывается перед ним, может сделать так, чтобы события целого года развернулись перед его глазами в один час, может в любую минуту совершенно остановить движение или рассматривать каждую отдельную сцену, как картину, сколько времени захочет.

На самом деле он наблюдает не только то, что видел бы, если бы стоял здесь в то время во плоти, но гораздо больше того. Он слышит и понимает все, что говорят люди, и он знает все их мысли и побуждения; чрезвычайно интересна одна из многих возможностей, открывающихся перед тем, кто научился читать хронику, это — возможность изучать мысли давно прошедших веков, мысли пещерных жителей, озерных жителей так же, как и мысли, руководившие могучими цивилизациями Атлантиды, Египта или Халдеи. Легко можно вообразить себе — какие блестящие перспективы открываются перед человеком, который в совершенстве обладает этой способностью. Перед ним захватывающее интересное поле для исторических исследований. Он не только может, если захочет, пересмотреть всю историю, с которой мы знакомы, поправляя при этом расследовании многие ошибки и неправильные идеи, которые вкрались в дошедшие до нас описания событий; он может также, по желанию, проследить всю историю с самого ее начала, наблюдая медленное развитие интеллекта в человеке, сошествие Владык племени и рост основанных ими великих цивилизаций. Но его изучение не ограничено одним лишь прогрессом человечества; он видит перед собой, как в музее, все странные животные и растительные формы, которые фигурировали в те дни, когда мир был молод; он может проследить за всеми удивительными геологическими переменами, которые произошли, и наблюдать за ходом великих переворотов, много раз изменявших все лицо земли.

В одном особом случае для читающего хронику возможно даже более тесное симпатическое общение с прошлым. Если во время своих исследований он увидит какую-нибудь сцену, в которой он сам принимал участие в одно из своих предшествовавших рождений, он может поступить двояко: или взглянуть на нее обычным образом, как зритель (но, нужно помнить, всегда как зритель, проникновение и симпатия которого совершенны), или еще раз отождествить себя со своей давно умершей личностью и на время снова броситься в эту давно прошедшую жизнь и испытать снова все мысли и чувства, радости и страдания доисторического прошлого. Трудно и вообразить себе те бурные и живые происшествия, через которые он может пройти. И однако при всем том он никогда не должен терять сознания своей собственной индивидуальности, — он должен сохранить власть вернуться к своей личности данного времени.

Часто спрашивают — каким образом может исследователь точно определить дату какой-либо сцены из далекого прошлого, которую он открывает в хронике. Правда, иногда это бывает очень скучная работа — найти точную дату, но все же обыкновенно это можно сделать, если только стоит тратить на это время и труд. Если перед нами времена греков или римлян, — проще всего будет заглянуть в сознание наиболее интеллигентного лица из участвующих в сцене и посмотреть — какое в тот момент число по его мнению. Или исследователь может проследить за тем, как он пишет письмо, или другой документ, и заметить — пометил ли он его каким-нибудь числом, и если — да, то каким именно. Раз римская или греческая дата получена таким образом, то перевести ее на нашу собственную систему хронологии будет делом простого вычисления. Очень часто применяется и другой способ: от той сцены, которую наблюдаешь, можно обратиться к современному ей событию в каком-нибудь большом и хорошо известном городе, как например в Риме, и заметить — какой монарх царствует в это время, или — какие в этом году консулы; и когда это установлено, беглого взгляда в любое хорошее историческое сочинение будет достаточно, чтобы выяснить остальное. Иногда можно найти дату, рассматривая какую-нибудь публичную прокламацию или какой-нибудь юридический документ, что касается тех времен, о которых мы говорим, то эту трудность легко преодолеть.

Однако это далеко не так просто, когда нам приходится иметь дело с гораздо более ранними периодами, например, с событиями из времен древнего Египта, Халдеи или Китая, или еще раньше — из времен самой Атлантиды или какой-нибудь из ее многочисленных колоний. Дату все еще можно довольно легко найти в сознании всякого образованного человека, но у нас нет уже никаких средств перевести ее на нашу собственную систему исчисления, так как тот человек ведет свое летоисчисление по эрам, о которых мы ничего не знаем, или по царствованиям королей, история которых затеряна во тьме времен.

Тем не менее наши методы еще не исчерпаны. Нужно помнить, что исследователь может сделать так, чтобы картины хроники проходили перед ним со скоростью, какую он пожелает, со скоростью целого года в секунду, если он захочет, или, может быть, и еще гораздо быстрее. В древнейшей же истории есть одно или два события, даты которых были уже точно установлены, как например погружение и исчезновение Посейдониса в 9564 году до Р. Х. Отсюда ясно, что если по общему виду всего окружающего возможно заключить, что видимая картина находится на измеримом расстоянии от одного из этих событий, то ее можно привести в соотношение с этим событием, быстро пробегая летописи и сосчитывая года между событиями, по мере того, как они проходят.

Но если эти годы будут насчитываться тысячами, как это иногда бывает, то этот способ будет невыносимо утомителен. В этом случае приходится возвращаться назад к астрономическому методу. Вследствие движения, которое обыкновенно называется процессией равноденствий, хотя его более точно можно было бы описать, как нечто вроде (подчиненного) вращения земли, угол между экватором и эклиптикой постоянно, хотя и очень медленно, изменяется. Так, после долгих промежутков времени мы находим, что полюс земли обращен уже не к тому же самому месту в видимой сфере небес, или, другими словами, наша полярная звезда не есть, как в настоящее время альфа Малой Медведицы, но некоторое другое небесное тело, и на основании этого положения полюса земли, которое легко может быть проверено с помощью тщательных наблюдений ночного неба на рассматриваемой картине, можно без труда вычислить приблизительную дату.

При вычислении дат событий, происшедших миллионы лет тому назад в древнейших расах, период (подчиненного) вращения (или прецессии равноденствий) часто берется за единицу; но, разумеется, абсолютная точность обыкновенно не требуется в подобных случаях и круглые цифры совершенно достаточны для всех практических целей, когда дело приходится иметь с такими отдаленными эпохами.

Но не следует думать, что каждый может научиться правильно читать летописи своих или чужих прошлых жизней без предварительной очень основательной подготовки. Хотя, как было уже замечено, случайные отражения можно получать и на астральном плане, но для того, чтобы читать сколько-нибудь правильно, нужно уметь пользоваться деваканическим чувством. А для того, чтобы возможность ошибки довести до минимума, исследователь должен уметь контролировать это чувство, действуя в своем физическом теле. Для приобретения этой способности нужны целые годы огромного труда и строгой работы над собой.

Кажется, многие думают, что как только они вступят в Теософическое Общество, так сразу же припомнят, по крайней мере, три или четыре прошлых своих воплощения; и правда, некоторые быстро начинают воображать себе эти воспоминания и объявляют, что в последнем своем воплощении они были Марией Шотландской, Клеопатрой или Юлием Цезарем! Разумеется, такие экстравагантные претензии просто-напросто дискредитируют тех, которые имеют глупость предъявлять их; но, к несчастью это несколько отражается также, хотя и несправедливо, на репутации Общества, к которому эти люди принадлежат; поэтому человек, чувствующий, что в нем накипает убеждение, будто он был Гомером или Шекспиром, сделает хорошо, если попридержит себя и прежде, чем обнародовать миру эту новость, испытает свой здравый смысл на физическом плане.

Совершенно верно, что некоторые люди во сне видят смутные проблески событий из их прошлых жизней, но понятно, что обыкновенно все это очень отрывочно и малодостоверно. У меня у самого очень давно был опыт подобного рода. В числе моих снов был один, который постоянно повторялся: в этом сне я видел дом с портиком, откуда открывался вид на чудную бухту; дом стоял недалеко от горы, на вершине которой возвышалось изящное здание. Я прекрасно знал этот дом; расположение комнат в нем и вид из двери были мне так же хорошо знакомы, как те же подробности в моем доме, где я жил в настоящей своей жизни. В те дни я ничего еще не знал о перевоплощении и частое повторение этого сна казалось мне просто любопытным совпадением, и лишь впоследствии через некоторое время после того, как я вступил в Общество, однажды, когда некто знающий показывал мне некоторые картины из моего последнего воплощения, я открыл, что этот упорный сон на самом деле был частичным воспоминанием, и что дом, который я так хорошо знал, был домом, где я родился больше, чем две тысячи лет тому назад.

Но хотя и бывают случаи, когда некоторые ярко запечатлевшиеся картины переходят таким образом из одной жизни в другую, тем не менее нужно большое развитие оккультных способностей для того, чтобы исследователь мог сознательно проследить за рядом воплощений своих собственных или чужих. Нам будет это вполне ясно, если мы вспомним условия задачи, которую нужно решить. Для того, чтобы проследить за человеком из этой жизни в жизнь предшествовавшую, необходимо прежде всего уметь видеть все события его настоящей жизни от данного момента назад, вплоть до его рождения; затем исследовать в обратном порядке ступени, по которым "ego" спустилось к воплощению.

Очевидно, это должно привести нас назад, к условиям "ego" на его собственном плане, то есть на уровень арупа девакана; отсюда видно, что для успешного выполнения этой задачи исследователь должен уметь, бодрствуя в физическом теле, пользоваться чувством, соответствующим этому высокому уровню, иными словами — сознание его должно лежать в самом переволощающемся "ego", а не в низшей личности. В этом случае, если память "ego" пробудилась, его собственные прошлые воплощения будут лежать перед ним, как раскрытая книга; он сможет также, если захочет, проследить за другим "ego" на этом же уровне и последовать за ним через все его деваканические и астральные жизни, пока не дойдет до последней физической смерти этого "ego", и через нее — до его предшествовавшей жизни.

Только таким путем можно вполне правильно проследить за цепью жизней. Поэтому мы сразу можем отнести к числу сознательных и бессознательных самозванцев всех тех людей, которые объявляют, что могут сделать очерк чьих-либо прошлых воплощений за столько-то шиллингов с человека.

Бесполезно говорить, что истинный оккультист не объявляет о себе никогда, ни при каких случаях не принимает денег за проявление своих сил.

Изучающий Теософию ученик, желающий открывать ряды воплощений, может научиться этому, конечно, только у обладающего соответствующими знаниями учителя. Правда, некоторые настойчиво уверяют, что человеку достаточно чувствовать себя добрым, благоговейным и "братски настроенным", и тогда вся мудрость веков немедленно изольется на него, но небольшой дозы здравого смысла достаточно, чтобы понять нелепость такого утверждения. Как бы ни был ребенок добр, но если он хочет знать таблицу умножения, он должен сесть за работу и выучить ее. И совершенно то же самое надо сделать, чтобы научиться пользоваться духовными способностями. Самые способности, несомненно, будут проявляться по мере того, как развивается человек, но научиться пользоваться ими со всею точностью и полнотой можно только при помощи тяжелого труда и неослабных усилий.

Возьмем тех, которые хотят помогать другим, находясь во время сна на астральном плане. Ясно, что чем большими знаниями они будут обладать здесь, тем более ценными будут их заслуги и на том, более высоком плане. Например, знание языков будет полезным для них, потому что хотя на ментальном плане люди могут общаться непосредственно с помощью передачи мыслей, каков бы ни был язык, на котором они говорят, на астральном плане это не так, и мысль должна быть определенно формулирована словами для того, чтобы быть понятой. Поэтому, если вы хотите помогать человеку на этом плане, вы должны иметь какой-нибудь общий язык, с помощью которого вы можете сообщаться с ним, и, следовательно, чем больше языков вы знаете, тем шире может быть ваша помощь. Положительно, кажется, нет такого рода знания, которое не могло бы пойти на пользу в работе оккультиста.

Всем ученикам очень полезно знать, что оккультизм есть апофеоз здравого смысла и что не всякое, являющееся им видение, есть непременно картина из Акаша-хроники, и не всякий опыт есть откровение свыше. Гораздо лучше ошибаться в сторону здорового скептицизма, чем в сторону излишнего легковерия, и существует превосходное правило — никогда не искать оккультного объяснения для чего бы то ни было, когда возможно простое и очевидно физическое объяснение. Наш долг стараться всегда поддерживать наше равновесие и никогда не терять власти над собой, но всегда становиться на разумную здравую точку зрения относительно всего того, что может с вами случиться; тогда мы будем лучшими теософами, более мудрыми оккультистами и более полезными помощниками, чем были раньше.

Мы можем найти примеры всех степеней этой способности заглядывать в память природы, начиная от тренированного человека, который сам может по своей воле рассматривать хронику, и вплоть до такого лица, у которого бывают только случайные смутные проблески или даже, может быть, только один такой проблеск. Но, даже человек, обладающий этой способностью лишь отчасти и случайно, все же находит, что все это глубоко интересно. Психометр, которому нужен предмет, физически связанный с прошедшим, для того, чтобы вызвать к жизни это прошедшее, и кристалло-созерцатель, который может иногда направлять свой менее верный астральный телескоп на какую-нибудь давно прошедшую историческую сцену, оба получают от своей способности величайшее удовольствие, несмотря на то, что не всегда могут вполне точно понять, как они достигают своих результатов, и не всегда и не при всех обстоятельствах могут контролировать свои исследования. Во многих случаях низшего проявления этих сил мы находим, что человек владеет ими бессознательно. Многие кристалло-созерцатели наблюдают сцены из прошлого и не могут при этом отличить их от видений настоящего, и многие не сознающие себя психики видят, как перед их глазами непрерывно возникают картины и при этом даже не сознают, что на самом деле они психометризируют различные находящиеся вокруг них предметы, случайно трогая их или стоя около них.

Интересный образец подобного рода психиков — это человек, который может психометризировать только людей, а не неодушевленные предметы, как обыкновенно. В большинстве случаев эта способность обнаруживается неправильно, и подобный психик, встретив кого-нибудь в первый раз, иногда сразу увидит какое-нибудь выдающееся событие из прошлой жизни этого незнакомца, а иногда при подобных же обстоятельствах никакого специального впечатления не получит. Реже мы встречаем таких, которые могут видеть все подробности прошлой жизни всякого, встречаемого им лица. Быть может, один из лучших примеров такого типа представляет собой немецкий писатель Цшокке, который описывает в своей автобиографии эту необычную способность, владеющую им. Он говорит:

"Иногда со мной бывало так, что при первой встрече с совершенно незнакомым мне человеком, когда я молча прислушивался к его разговору, вся его жизнь вплоть до настоящего момента со многими мелкими подробностями, относящимися к тому или другому отдельному событию этой жизни, доходила до меня, как сон, но явственно; это делалось совершенно помимо моей воли и желания и продолжалось несколько минут.

Долго я был склонен смотреть на эти мимолетные видения, как на обман воображения, тем более, что обыкновенно мне виделись одежды и движения действующих лиц, комнаты, обстановка и прочие случайные подробности сцены. Но, однажды находясь в шутливом расположении духа, я рассказал в своей семье тайную историю швеи, которая только что перед тем вышла из комнаты. Я никогда до того не видал этой особы. А слушатели были удивлены, смеялись и не хотели верить, что я не знал ничего о прошлой жизни этой швеи, так как все, что я говорил, было совершенно верно.

Я был не менее удивлен, найдя, что мои видения соответствовали действительности. Тогда я стал больше обращать внимания на них, всякий раз, когда это позволяло приличие, я рассказывал тем людям, чьи жизни проходили передо мной, в чем состояли мои видения для того, чтобы получить от них опровержение или подтверждение. И каждый раз следовало подтверждение не без удивления со стороны тех, которые принуждены были давать его.

В один прекрасный день я отправился в Вальдсхут в сопровождении двух молодых лесничих, которые живы до сих пор. Был вечер и, усталые от ходьбы, мы зашли в трактир под названием "Виноградный Куст". Мы ужинали в многочисленной компании за общим столом; случилось так, что все стали смеяться над странностью и простоватостью швейцарцев, верящих в месмеризм, Лафатерову физиономическую систему и тому подобное. Один из моих спутников, национальная гордость которого была затронута их насмешками, просил меня ответить им что-нибудь, особенно, чтобы возразить одному молодому человеку высокомерного вида, который сидел напротив и позволял себе самые неуместные насмешки.

Случилось так, что только что перед тем в моем уме пронеслись события из жизни этого лица. Я обратился к нему с вопросом, ответит ли он мне правдиво и чистосердечно, если я расскажу ему самые секретные случаи его истории, хотя он мне так же мало знаком, как и я ему. Это будет, прибавил я, кое-что получше физиономического искусства Лафатера. Он обещал, что если я скажу правду, он открыто это признает. Тогда я сообщил ему те события, которые я узнал из моих видений, и весь стол услыхал о жизни молодого купца, о его школьных годах, его грешках, и наконец, об одном небольшом мошенничестве, которое он учинил над денежным ящиком своего хозяина. Я описал необитаемую комнату с ее белыми стенами, где направо от коричневой двери стоял на столе денежный ящик, и т. д. Человек этот, сильно пораженный, признал правильность всех обстоятельств и даже последнего, чего я никак не ожидал".

И, рассказав этот случай, Цшокке спокойно удивляется и спрашивает себя — не была ли, в конце концов, эта его замечательная способность, которую он так часто проявлял, в сущности лишь результатом простого случайного совпадения!

В литературе по этому предмету мы находим сравнительно мало рассказов о людях, обладающих способностью глядеть в прошлое, и поэтому можно было бы предположить, что способность эта встречается гораздо реже, чем способность предвидения. Но я подозреваю, что на самом деле она просто гораздо реже распознается. Как я говорил раньше, может очень легко случиться, что человек увидит картину прошлого, но не признает ее за таковую, если в ней случайно нет ничего, что привлекало бы специальное внимание, как например, фигур в латах или в античных костюмах. Предвидение тоже не всегда можно распознать сразу, но когда предвиденные события случаются, то и предвидение вспоминается очень живо, так что трудно этого не заметить. И очень возможно, что случайные проблески этих астральных отражений Акаша-хроники встречаются чаще, чем мы можем думать, на основании имеющихся об этом сведений.

Причины и следствия. — Когда возможен выбор направления. — Слова д-ра Лоджа. — Второе зрение. Страшное видение. — Бык и доктор. — Сон экономки. — Предвиденное убийство. — Предупреждение. — Призрачные армии. — Гора Соутер Фелл. Проказы духов. — Духи виселицы.

Конечно, есть такие люди, которые отрицают всякую возможность предвидения, но такое отрицание обнаруживает лишь насколько они невежественны в этой области. Множество вполне проверенных случаев не оставляет места для сомнений в самом факте, но многие из этих случаев таковы, что найти для них разумное объяснение — задача далеко не легкая. Нет сомнения в том, что "ego" обладает некоторой способностью предвидения и если бы те события, которые человек предвидит, всегда были бы очень значительны, то можно было бы предположить, что какая-то исключительная побудительная причина дает возможность "ego", в каждом данном случае, отчетливо запечатлевать в сознании своей низшей личности то, что оно видело. Несомненно, таким образом объясняются многие случаи, когда предвидится смерть или большое несчастье, но есть много и таких случаев, для которых такое объяснение, по-видимому, не подходит, так как очень часто предсказанные события бывают крайне бессодержательны и ничтожны.

Иллюстрацией к тому, что я хочу сказать, может послужить известный рассказ, в котором фигурирует распространенное в Шотландии, так называемое второе зрение. Человек, не веривший ни во что оккультное, был предупрежден одним ясновидящим, жившим в горах, о приближающейся смерти одного соседа. Пророчество изобиловало подробностями вплоть до полного описания похорон, причем названы были имена четырех лиц, которые должны были поддерживать концы покрова на похоронной церемонии, а также имена остальных присутствующих. Человек, которому все это было сказано, посмеялся над всей этой историей и быстро забыл ее. Но смерть соседа в предсказанное время напомнила ему о предуведомлении и он решил изменить во что бы то ни стало хоть часть этого предсказания и самому быть одним из тех, которые будет поддерживать концы покрова. Ему удалось устроить дело так, как он хотел, но как раз в тот момент, когда похоронная процессия должна была двинуться, он был отозван от своего места по какому-то маленькому делу, которое задержало его на одну или две минуты. Когда он поспешно вернулся, он увидел с изумлением, что процессия тронулась без него и что предсказание исполнилось полностью в точности, так как покров несли как раз те четверо, которые были указаны.

В данном случае ничтожная подробность, ни для кого не имеющая никакого значения, была предсказана за несколько месяцев вперед; и хотя человек делает определенное усилие, чтобы изменить указанное распределение, ему ничего не удается изменить. Конечно, это очень похоже на предопределение (всего, вплоть до самых мельчайших подробностей), и только рассматривая этот вопрос с точки зрения высших планов, мы находим путь, который дает нам возможность избежать этой теории. Конечно, как я говорил уже по поводу другой стороны вопроса, полное объяснение не дается нам пока, и так оно и должно быть до тех пор, пока мы не будем знать бесконечно больше, чем знаем теперь.

Самое большее, на что мы можем надеяться в настоящее время, это указать направление, в котором может лежать объяснение.

Как бы то ни было — несомненно, что все, случившееся теперь, есть результат причин, действовавших в прошлом, и точно так же — все, что случится в будущем, будет результатом уже действующих причин. Даже на нашем физическом плане мы можем рассчитать, что за известными совершёнными поступками последуют известные результаты, но наши расчеты постоянно расстраиваются вмешательством факторов, которых мы не в состоянии предусмотреть. Если же мы поднимаем наше сознание на высоту ментального плана, мы сможем гораздо дальше заглянуть в результаты наших поступков.

Мы сможем проследить, например, за действием случайного слова не только на того человека, к которому оно было обращено, но через него и на многих других, так что слово это образует все более и более расширяющиеся круги, пока, наконец, не охватит как бы всю страну. Один взгляд на такое зрелище гораздо действительнее, чем целый ряд нравственных правил, старающихся внушить нам необходимость крайней осмотрительности в мыслях, словах и делах.

С этого плана мы не только можем видеть полностью результат всякого поступка, но можем видеть также — где и в каком направлении результаты других поступков, на вид совершенно не связанных с ним, вступят и видоизменят результат данного поступка. Поистине можно сказать, что результаты всех, действующих в настоящем причин, ясно видны оттуда, что будущее, такое, какое бы оно было, если бы не возникли совершенного новые причины, лежит открытое нашему взору.

Конечно, новые причины возникают потому, что воля человека свободна; но что касается всех обыкновенных людей, то употребление, которое они сделают из своей свободы, может быть вычислено заранее с достаточной точностью.

У среднего человека так мало истинной воли, что он в сильной степени является созданием обстоятельств; поступки, совершенные им в прежних жизнях, ставят его в известные, окружающие его, условия, и влияние на него этих условий играет до такой степени важную роль в истории его жизни, что его будущее направление может быть предсказано почти с математической точностью. С развившимся человеком дело обстоит иначе; для него главнейшие события тоже подготовлены прошлыми деяниями, но те способы, которыми он позволит этим событиям действовать на себя, те методы, при помощи которых он будет иметь с ними дело и, быть может, восторжествует над ними, — все принадлежат только ему, и даже на деваканическом плане их можно предвидеть лишь предположительно.

Если глядеть таким образом на человека сверху, кажется, что его свободная воля проявляется только в известные критические моменты его жизненного пути. Он достигает до такой точки своей жизни, откуда перед ним ясно открываются две или три альтернативы; он абсолютно свободен выбрать ту из них, которую пожелает; правда, тот, кто знает его очень хорошо, может быть почти уверенным в том, каков будет этот выбор, но подобное знание со стороны его друга ни в каком случае не может быть названо принудительной силой.

Когда он выбрал, он должен пройти через это и принять все последствия. Вступив на какой-нибудь определенный путь, он часто бывает вынужден идти вперед очень долго прежде, чем ему представится случай свернуть с этого пути.

Его положение несколько напоминает положение машиниста поезда: подходя к месту, где скрещиваются пути, он может направить свой поезд по тому или другому пути, и таким образом перейти на ту линию, на которую хочет, но когда он перешел на одну из них, он уже вынужден катиться по той линии, которую выбрал, до тех пор, пока не достигнет другого скрещения путей, где снова ему представится возможность выбора.

Если глядеть вниз с высоты ментального плана, то все эти точки новых отправлений будут отчетливо видны, и все результаты каждого выбора будут лежать перед нами, ясные до самых мельчайших подробностей. Неуверенность останется лишь в одном, самом важном пункте, то есть в том, какой именно выбор сделает человек. Перед нашими глазами будет начерчено не одно, а несколько будущих, но мы не всегда будем в состоянии определить, которое из них материализуется в совершившийся факт. В большинстве случаев вероятность выбора будет так велика, что мы не колеблясь придем к решению, но случай, который я описал, конечно, теоретически возможен.

И этих знаний достаточно, чтобы верно предсказать многое, и нам не будет трудно вообразить, что какая-нибудь гораздо более высокая сила, чем наша, может всегда предвидеть — по какому пути пойдет любой выбор, а следовательно и предсказывать с абсолютной достоверностью.

На буддхическом плане не нужен такой выработанный процесс сознательного расчета, потому что, как я уже говорил, прошлое, настоящее и будущее существуют здесь одновременно, чего совершенно нельзя объяснить на нашем плане.

Можно лишь принять этот факт, потому что причина его лежит в свойствах плана, но каким образом здесь действует высшая способность, это, конечно, совершенно непонятно для физического мозга. Однако от времени до времени мы встречаем намеки, которые как будто подводят нас чуть-чуть ближе к туманной возможности понимания. Один из таких намеков дает д-р Оливер Лодж в своем обращении к Британской Ассоциации к Кардифе. Он говорит:

"Время есть лишь относительная точка зрения на вещи. — вот блестящая и полезная мысль. Мы переходим от явления к явлению с некоторой определенной скоростью, и это субъективное движение вперед мы истолковываем объективным образом, как будто бы события непременно должны двигаться в том же порядке и с той же скоростью. Но, может быть, это только один из способов воспринимать их. События, как прошлые, так и будущие, могут в некотором смысле существовать всегда, и, быть может, это мы подходим к ним, а не они случаются. Нам может помочь сравнение с путешественником в поезде железной дороги: если бы этот путешественник никогда бы не мог выйти из вагона и никогда бы не мог изменить скорости движения поезда, он, вероятно, считал бы, что ландшафты должны неизбежно следовать друг за другом и неспособен постигнуть их одновременного существования.

...Таким образом мы подходим к возможности четырехмерного восприятия времени, неумолимость течения которого, быть может, есть лишь естественное условие нашей ограниченности в настоящем. И если мы поймем ту мысль, что как прошедшее, так и будущее могут действительно существовать, то мы сможем признать, что должны иметь контролирующее влияние на действия настоящего, и оба вместе могут составить "высший план", или совокупность вещей, которую, кажется мне, мы должны искать в связи с указанием формы или детерминизмом и с действием живых существ, сознательно направленным к определенной и предусмотренной цели".

На самом деле время вовсе не есть четвертое измерение, но если на минуту посмотреть на него с этой точки зрения, то это несколько поможет нам подойти к тому, чего понять нельзя.

Предположим, что мы держим деревянный конус под прямым углом к листу бумаги и медленно пропускаем через бумагу этот конус вершиной вперед. Микроб, живущий на поверхности этого листа и неспособный воспринимать ничего такого, что лежит за пределами этой поверхности, не только никогда не сможет увидеть конус, как целое, но не сможет также образовать никакого рода представления о подобном теле. Все, что он увидит, — это внезапное появление маленького круга, который постепенно и таинственно будет становиться все больше и больше, пока наконец не исчезнет из его мира так же внезапно и непонятно, как и появился в нем.

То, что на самом деле есть лишь ряд разрезов конуса, покажется ему последовательными ступенями в жизни круга, и для него невозможно будет помыслить, что эти последовательные ступени могут быть видимы одновременно.

Нам же, конечно, легко, глядя на все это вниз с высоты другого измерения, увидеть, что микроб просто-напросто находится в заблуждении, происходящем от его ограничений, и что конус все время существует, как целое.

Наше собственное заблуждение относительно прошедшего, настоящего и будущего, быть может, похоже на это, и приобретаемая на буддхическом плане точка зрения на всякую последовательность событий соответствует возможности видеть конус, как целое. Само собой разумеется, что всякая попытка выразить эту мысль заводит нас в целую сеть поразительных парадоксов; Но тем не менее факт остается фактом, и наступит время, когда все это будет ясно, как лень, для нашего понимания.

Когда сознание ученика вполне раскрыто на буддхическом плане, тогда для него становится возможным полное предвидение, хотя, вероятно, он не сможет (и даже наверное не сможет) — перенести в свою жизнь результаты своего ясновидения во всей их полноте и точности, Но все же, разумеется, ему доступна большая сила предвидения, если только он хочет ею пользоваться; и даже тогда, когда он не пользуется ею, у него, в его обыденной жизни, бывают проблески предвидения, и часто он мгновенным интуитивным путем знает, как повернутся события, раньше даже, чем они наступили.

Помимо подобного полного предвидения мы находим, как и в предыдущих случаях, что существуют все степени этого типа ясновидения, от случайных, смутных предчувствий, которые не могут в точном смысле слова быть названы зрением, до частых и вполне законченных случаев второго зрения.

Способность, которой дано это несколько неправильное название, чрезвычайно интересна и заслуживает более тщательного и систематического изучения, чем то, какое ей до сих пор посвящалось.

Нам известно, что нередко этой способностью обладают шотландские горцы, хотя нельзя, конечно, сказать, что она принадлежит исключительно им. Случайные примеры ее бывают почти у всех наций, но чаще всего она проявляется у горных жителей и у людей, ведущих уединенный образ жизни. В Англии многие считают ее исключительно достоянием кельтической расы, на самом же деле она встречается во всем мире у народов, занимающих подобное местоположение. Замечено, например, что она очень распространена среди вестфальских крестьян.

Иногда второе зрение заключается в том, что человек видит картину, очень ясно изображающую какое-нибудь событие, которое должно наступить; быть может, еще чаще проблески будущего являются облеченными в какую-нибудь символическую форму. Нужно отметить, что события, которые предвидятся таким образом, обыкновенно бывают неблагоприятны, чаще всего это смерть. Я не помню ни одного случая, чтобы второе зрение показало что-нибудь такое, что не носило бы самого мрачного характера. У этой способности есть мрачный символизм, составляющий ее особое достояние, символизм саванов, блуждающих кладбищенских огней и прочих похоронных ужасов. В некоторых случаях она до некоторой степени зависит от местности, так как было замечено, что жители острова Скай, обладающие этой способностью, часто теряют ее, когда покидают остров, хотя бы лишь для того, чтобы переехать на материк. Подобный дар иногда бывает наследственным в какой-нибудь семье в течение целых поколений, но это нельзя назвать неизменным законом, потому что часто второе зрение проявляется внезапно у какого-нибудь члена семьи, который до того времени совсем не был подвержен его мрачному влиянию. Я уже приводил пример того, как с помощью второго зрения было за несколько месяцев вперед предсказано наступающее событие. Привожу другой, быть может, еще более поразительный пример, в том виде, как он был мне рассказан одним из действующих лиц.

"Мы углубились в чащу и шли вперед уже около часу, но безуспешно, как вдруг Камерон, который случайно шел ближе всех ко мне, внезапно остановился, побледнел, как смерть, и указывая прямо перед собой, воскликнул с выражением ужаса:

— "Смотрите! Смотрите! Милосердный Боже, глядите сюда!"

— "Где? Что такое? — закричали мы все разом, бросаясь к нему и озираясь вокруг, ожидая увидеть тигра, кобру, Бог знает что еще, но уже наверное что-нибудь ужасное, если это могло вызвать такое волнение в нашем обыкновенно сдержанном товарище.

Но не видно было ни тигра, ни кобры, ничего кроме Камерона, указывающего с ужасным, диким выражением лица и выкатившимися глазами на что-то, чего мы не могли видеть.

— "Камерон! Камерон! — воскликнул я, хватая его за руку, — ради самого Неба, говорите! В чем дело!" Едва я успел произнести эти слова, как слабый, но очень своеобразный звук поразил мой слух, и Камерон, опуская свою указывающую руку, с усилием произнес хриплым голосом: Вот! Вы слышали? Слава Богу, все прошло! — и упал без чувств на землю.

Наступило минутное замешательство; мы расстегивали его воротник, я брызгал ему в лицо водой, которая к счастью была у меня в моей фляжке, кто-то старался влить ему в рот водки, хотя зубы его были крепко стиснуты; и под шум этого волнения я шепнул на ухо человеку, стоявшему рядом со иной (кстати, одному из самых больших наших скептиков): — "Бошан! Слыхали вы что-нибудь?"

— "Как же, да! — отвечал он, — любопытный звук, очень любопытный! Что-то вроде треска или грохота очень далеко, но все же вполне отчетливо; если бы это не было совершенно невозможно, я бы поклялся, что это была ружейная пальба".

"Совершенно такое же впечатление и у меня, прошептал я, — но тише, он приходит в себя?

Минуты через две он был уже в состоянии говорить, хотя и слабым голосом и начал благодарить нас за беспокойство; потом он сел, прислонился к дереву и твердым, хотя все еще тихим голосом сказал:

— "Мои дорогие друзья, я чувствую, что должен вам объяснить свое необыкновенное поведение. Этого объяснения я бы охотно избежал; но когда-нибудь я должен буду объясниться, а потому — все равно, пусть это будет теперь. Может быть, вы заметили, что когда во время нашего путешествия вы все принимали участие в насмешках над снами, предзнаменованиями и приведениями, я неизменно избегал высказывать свое мнение по этому поводу. Я это делал потому, что не желал попасть в смешное положение или поднимать споры и вместе с тем не мог согласиться с вами, так как по своему собственному страшному опыту слишком хорошо знал, что мир, который люди согласились называть миром сверхъестественным, так же реален (нет, может быть, еще гораздо реальнее!), как этот мир, который мы видим вокруг нас. Другими словами, я как и многие мои соотечественники, обладаю проклятым даром второго зрения, этой ужасной способностью, рисующей картины несчастий, которые скоро должны наступить.

— Подобное видение у меня как раз только что было; оно исключительно ужасно, и вы видели, как оно меня поразило. Я увидел перед собой труп человека, умершего не спокойной естественной смертью, но жертвой какого-нибудь ужасного случая; страшная бесформенная масса с лицом вздувшимся, измятым, неузнаваемым. Я видел, что это ужасное тело лежит в гробу и над ним совершается похоронный обряд. Я видел пастора и кладбище; и хотя ни того, ни другого не видел никогда раньше, я прекрасно могу мысленно вызвать их перед глазами. Я видел вас, себя, Бошана, всех нас и многих еще, стоящих вокруг в качестве провожающих покойника. Я видел, как солдаты подняли ружья, когда окончилась служба; я слышал залп из этих ружей и больше не помню ничего".

Когда он упомянул об этом ружейном залпе, я с содроганием взглянул на Бошана; и никогда не забуду выражения застывшем ужаса на его красивом, обыкновенно скептическом лице".

Это лишь один инцидент (и вовсе не самый существенный) в этой замечательной истории психического опыта, но так как в данную минуту нас интересует лишь пример случая второго зрения, который она нам дает, то я должен лишь сказать, что позднее, днем, группой молодых офицеров было найдено тело их командира в том ужасном виде, который так верно описал Камерон. Рассказ продолжается:

"Когда на следующий день вечером мы прибыли к месту нашего назначения и с нас сняли показания соответствующие власти, Камерон и я вышли на прогулку, надеясь, что смягчающее влияние природы хоть немного стряхнет с нас парализовавшее нас уныние. Внезапно он сжал мою руку и, указывая на какую-то грубо сделанную решетку, сказал дрожащим голосом: — Да! Вот оно! Это кладбище, которое я видел вчера. — И когда позднее мы были представлены местному капеллану, я заметил (хотя мои друзья и не заметили этого) непреодолимое содрогание, с которым Камерон взял его руку, и я понял, что он узнал пастора своего видения".

Что же касается оккультного объяснения всего этого, то я полагаю, что видение Камерона было чистейшим случаем второго зрения, и если так, то тот факт, что два человека, которые, очевидно, были ближе всех к нему (несомненно, один, а возможно, что и оба прикасались к нему), принимали в этом видении участие в ограниченных пределах, давших им возможность только услышать заключительный залп в то время, как другие, не бывшие так близко, не слыхали ничего, — обнаруживает, что интенсивность, с которой видение поразило ясновидящего, вызвала вибрации в его духовном теле, передавшиеся вибрациям лиц, находившихся с ним в соприкосновении, как это бывает при обычной передаче мыслей. Тот, кто пожелает прочесть окончание этой истории, найдет его на страницах "Люцифера" (т. XX, стр. 457).

Легко можно собрать множество примеров подобного же рода. Что же касается тех случаев, когда зрение это принимает символическую форму, то было замечено людьми, обладающими таким зрением, что если, встречая живого человека, они видят вокруг него призрачный саван, то это есть верное предзнаменование смерти этого человека. Время приближения смерти указывается или тем, насколько саван покрывает тело, или тем, в какое время дня было это видение; если это было рано утром, то говорят, что человек умрет в течение этого же самого дня, если же это было вечером, то тогда он умрет в продолжение года.

Другой (и очень замечательный) вариант символической формы второго зрения, это случай, когда перед ясновидящим является безглавый призрак человека, которому угрожает смерть. Пример такого типа дан в "Signs before Death"; это случай в семье д-ра Ферриера, хотя здесь, если я верно припоминаю, видение наступило лишь очень незадолго до смерти.

Переходя от ясновидящих, которые постоянно обладают известной способностью, но управлять ею могут не всегда, мы сталкиваемся с множеством отдельных примеров предвидения, бывающего у людей, у которых это никак нельзя назвать постоянной способностью. Быть может, чаще всего это бывает во сне, но и в примерах, когда это бывает в бодрственном состоянии, тоже нет недостатка. Иногда предвидение относится к событию, имеющему явное значение для ясновидящего, и таким образом нам понятно, почему "ego" берет на себя труд передать его. В других случаях событие или не имеет видимого значения, или ничем не связано с человеком, которому является видение. Иногда ясно, что намерение "ego" (или сообщающего существа — каково бы оно ни было) состоит в том, чтобы предупредить низшее я о приближении какого-нибудь несчастья для того, чтобы это несчастье могло быть предотвращено, или, если это невозможно, чтобы можно было подготовиться к удару и смягчить его.

Чаще всего таким способом предсказывается (и это, быть может, естественно) смерть, иногда смерть самого ясновидящего, иногда кого-нибудь, кто ему дорог. Случаи такого предвидения так обычны в литературе по этому предмету и цель их так очевидна, что нам едва ли нужно приводить примеры; но один-два примера пророческого зрения, явно полезного и не столь мрачного характера, будут небезынтересны читателю. Следующий пример заимствован из книги Кроу "Night Side of Nature", этой богатой сокровищницы для всех, изучающих непознанное.

"Несколько лет тому назад доктор Ватсон, живущий теперь в Глазго, видел во сне, что его пригласили к пациенту в местечко, находящееся на расстоянии нескольких миль от того места, где он жил; ему снилось, что он отправился верхом на лошади, и что когда он пересекал болото, он увидал быка, бешено бросившегося на него; он спасся от рогов этого быка, укрывшись в одном местечке, недоступном животному; здесь он долго ждал, пока какие-то люди, видевшие его положение, не пришли к нему на помощь и не освободили его.

Между тем, на следующее утро, во время раннего завтрака пришло приглашение. Улыбаясь по поводу странного совпадения (как он думал), он выехал верхом на лошади. Он совсем не знал дороги, по которой ему нужно было ехать, но вот он подъехал к болоту, которое узнал, и тут же появился бык, стремительно несшийся по направлению к нему. Но во сне он видел место, где можно спастись, и этим местом не замедлил воспользоваться. Здесь он провел три или четыре часа, причем животное держало его в осаде, пока его не освободили местные крестьяне. Д-р Ватсон объявляет что, если бы не сон, он бы не знал, куда броситься за спасением".

Другой случай, в котором гораздо более долгий промежуток времени отделяет предупреждение от его выполнения, приводит д-р Ф. Г. Ли в своей книге "Glimpses of Supernatural".

"Миссис Ганна Грин, экономка в семье, жившей в деревне в Оксфордшире, видела однажды во сне, что она осталась совершенно одна дома в воскресенье вечером, и что услыхав стук в парадную дверь, она подошла к ней и увидела подозрительного вида бродягу, вооруженного дубиной, который ломился в дом. Ей казалось, что она боролась с ним, не давая ему войти, но безуспешно, и что он ее ударил и она упала без чувств, а он проник в дом. На этом она проснулась.

Так как в продолжение долгого времени ничего такого не случилось, то обстоятельства сна скоро были забыты и, как она сама утверждает, совершенно вылетели у нее из головы. Тем не менее семь лет спустя, этой самой экономке вместе к другими двумя слугами был поручен уединенный дом в Кенсингтоне. И вот однажды в воскресенье, когда другие слуги ушли и оставили ее одну, она была внезапно испугана громким стуком в парадную зверь.

И вдруг неожиданное воспоминание о когда-то виденном сне предстало перед ней с удивительной живостью и с замечательной силой, и она ясно почувствовала свое одинокое положение. Поэтому она сначала зажгла лампу на столе в прихожей (тем временем громкий стук еще раз повторился с большой силой), а потом имела неосторожность подняться на площадку лестницы и открыть окно; и тогда к своему величайшему ужасу она увидела наяву того самого человека, которого за несколько лет до того видела во сне; он был вооружен дубиной и требовал, чтобы его впустили.

Не теряя присутствия духа, она спустилась вниз к главному входу, хорошенько заперла эту дверь и другие двери и окна, и затем стала с силой звонить во все колокольчики дома, и зажгла огни в верхних комнатах. Оказалось, что все это спугнуло злоумышленника".

Очевидно, и в этом случае также сон был практически нужен, так как без него почтенная экономка, без сомнения, прямо в силу привычки открыла бы дверь, как обыкновенно, в ответ на стук.

Но "ego" не только во сне старается запечатлеть в своем низшем "я" то, что считает для него нужным. В книгах можно найти много таких примеров, но вместо того, чтобы приводить их, я расскажу случай, сообщенный мне всего несколько недель тому назад одной моей знакомой дамой; случай этот хоть и не окружен романтическими обстоятельствами, имеет, однако, ту заслугу, что он — новый.

Итак, у моей приятельницы двое маленьких детей и незадолго до того старшая девочка простудилась и несколько дней чувствовала какую-то неловкость в верхней части носа. Мать не особенно задумывалась Над этим, надеясь, что это пройдет, но вдруг однажды она увидела перед собой в воздухе, как она описывает, изображение комнаты, в центре которой стоял стол; на столе лежала ее девочка не то без чувств, не то мертвая, а над ней наклонялись какие-то люди. Она ясно видела малейшие подробности этой картины и, в частности, заметила, что на девочке была белая ночная рубашка, между тем как на самом деле все белье этой девочки было розовое.

Это видение произвело на нее сильное впечатление и в первый раз навело ее на мысль, что, быть может, ребенок страдает от чего-нибудь более серьезного, чем простуда. Она снесла девочку в больницу для осмотра.

Хирург, осматривавший девочку, обнаружил присутствие опасной опухоли в носу, которая, как он заявил, должна быть удалена. Через несколько дней ребенок был взят в больницу для операции и уложен в кровать. Когда мать приехала в больницу, оказалось, что она забыла захватить с собой ночную рубашку своей девочки, и тогда сестры милосердия достали ночную рубашку, которая оказалась белой. В этой белой рубашке девочка и перенесла операцию на следующий день в той самой комнате, которую ее мать видела во всех подробностях в своем видении.

Во всех этих случаях предвидение достигает своей цели, но книги полны рассказов о предупреждениях, на которые не обращали внимания или над которыми смеялись, и о следовавших за этим несчастиях. Иногда известие получает такое лицо, которое фактически не может вступиться в дело, как в историческом примере, когда Джон Виллиамс, заведующий рудниками в Корнваллисе, видел, как убили канцлера казначейства Спенсера Персеваля, когда он входил в Палату Общин, — за восемь или девять дней до того, как это убийство совершилось на самом деле. Но, может быть, даже и в этом случае что-нибудь могло быть сделано, так как мы читаем, что Виллиамс был сильно поражен и советовался со своими друзьями — не поехать ли ему в Лондон, чтобы предупредить Персеваля. Они отговорили его, и убийство совершилось. Впрочем, если бы даже он и поехал в город и рассказал эту историю, вряд ли на него обратили бы внимание; но все же возможно, что были бы приняты некоторые предосторожности, которые предупредили бы убийство.

Нам непонятно, чем было вызвано это любопытное пророческое видение. Обе стороны были совершенно неизвестны друг другу, так что тесная привязанность между ними не могла играть здесь роли. Если это была попытка со стороны какого-нибудь невидимого помощника, желающего предотвратить грозящее несчастие, то странно, что никого достаточно восприимчивого не нашлось ближе Корнваллиса. Быть может, Виллиамс, находясь в астральном плане во время сна. случайно встретился с этим отражением будущего и, придя в ужас, передал это впечатление своему низшему разуму в надежде, что что-нибудь может быть сделано для предупреждения этого; нельзя ничего сказать с достоверностью, не рассмотрев Акаша-хронику и не увидев там, что произошло на самом деле.

Типичный пример совершенно бесцельного предвидения приводит Стэд в своих "Real Ghost Stories". Его приятельница мисс Фрир (чаще называемая мисс X), гостя как-то на даче, находясь в полном сознании, увидела запряженный белой лошадью и стоящий у дверей вестибюля экипаж с двумя незнакомцами; один из них вышел из экипажа и, стоя, играл с терьером. Она заметила, что на нем был ульстер, а также особенно поразили ее свежие следы колес, оставленные экипажем на песке. Однако, в то время там ничего такого не было; но через полчаса два незнакомца действительно подъехали в таком экипаже, и каждая подробность видения этой дамы была в точности выполнена.

Далее Стэд приводит другой пример такого же бесцельного предвидения, когда между сном (в этом случае был сон) и его выполнением прошло семь лет.

Все эти примеры, случайно выбранные из сотен других, показывают, что в "ego" несомненно заложена некоторая способность предвидения, и такие случаи, очевидно, случались бы гораздо чаще, если бы не крайняя непроницаемость и не отсутствие отзывчивости в низших проводниках большинства тех людей, которых мы называем цивилизованными; свойства же эти, главным образом, нужно приписать тяжелому, практическому материализму нашего века. Я говорю, конечно, не о какой-либо профессии, связанной для человека с материалистическим взглядом на вещи, но о том факте, что во всех практических делах обыденной жизни почти каждый руководствуется исключительно соображениями эгоистических интересов в той или иной форме.

Во многих случаях само "ego" бывает неразвито и поэтому предвидение его очень смутно. В других случаях "ego" само видит ясно, но его низшие проводники до такой степени невпечатлительны, что ему ничего не удается внушить физическому мозгу, кроме неопределенного предчувствия приближающегося несчастия. Есть и такие случаи, когда предостережение посылает не "ego", а какое-нибудь существо со стороны, почему-либо принимающее дружеское участие в том лице, которое получает это ощущение. В своей книге, о которой я упоминал выше, Стэд говорит нам о том, как он за много месяцев вперед был уверен в том, что ему будет поручена "Pall Mall Gazette", хотя с обычной точки зрения трудно было представить себе что-нибудь менее вероятное. Явилось ли это предвидение результатом влияния его собственного "ego", или то было дружеское указание от кого-нибудь иного — невозможно сказать, не сделав определенных исследований; во всяком случае доверие Стэда к этому предчувствию вполне оправдалось.

Есть еще один тип ясновидения во времени, который не следовало бы оставить без упоминания. Случаи его сравнительно редки, но все же существует достаточно примеров, останавливающих наше внимание, хотя к сожалению нам обыкновенно дают не те сведения, которые нужны, чтобы хорошо расследовать эти случаи. Я говорю о явлениях спектральных армий или призрачных стад животных. В "Night Side of Nature" мы находим сообщения о нескольких таких видениях. Там рассказывается о том, как в Гавара Парке, близ Риплей несколько достойных доверия людей видели корпус солдат в белых мундирах; их было несколько сотен, они сделали несколько поворотов и потом исчезли; а за несколько лет до того подобную же призрачную армию видели по соседству от Инвернесса один почтенный фермер и его сын. В этом случае также количество войск было очень велико, и зрители сначала ни мало не сомневались в том, что это были настоящие существа из плоти и крови. Они насчитали по крайней мере шестнадцать пар колонн, и времени у них было достаточно, чтобы заметить все подробности. Впереди солдаты двигались по семи человек в ряд; их сопровождало множество женщин и детей, которые несли оловянные кружки и разные принадлежности для стряпни. Мужчины были одеты в красное, и оружие их ярко сверкало на солнце. Посреди них находилось какое-то животное, не то олень, не то лошадь, нельзя было различить; солдаты бешено погоняли его своими штыками. Младший из наблюдавших мужчин заметил другому, что от времени до времени задние ряды принуждены были бежать, чтобы догнать авангард, а старший, бывший раньше солдатом, ответил, что это всегда так бывает, и посоветовал ему, если он когда-нибудь будет служить, стараться маршировать впереди. Там был только один верховой офицер; он ехал на серой лошади и на нем была шляпа с золотыми позументами и синяя гусарская шинель с откидными рукавами, отороченными красным. Оба зрителя рассмотрели его так подробно, что, как они говорили после, они бы узнали его везде. Однако, они испугались, что с ними обойдутся дурно или что заставят их идти вместе с войсками, которые, по их заключению, пришли из Ирландии и сделали привал в Кинтайре; но в то время, как они стали перелезать ров, чтобы скрыться с их пути, все исчезло.

Явление подобного же рода наблюдалось в начале нашего столетия в Падсборне в Вестфалии, и видело его по крайней мере тридцать человек; но так как через несколько лет после того на этом самом месте был сделан смотр двадцати тысячам человек, то решено было, что видение это было случаем второго зрения, способностью, довольно часто встречающейся в округе. Подобные спектральные толпы часто являются в тихих местах, где армия обыкновенных людей никаким образом не могла бы пройти. Один из наиболее замечательных рассказов о явлениях подобного рода приводит Гарриет Мартино в своем описании "Английских озер". Он пишет следующее:

"Соутер Фелл — это гора, на которой духи появлялись мириадами через известные промежутки времени в продолжение десяти лет прошлого столетия; они являлись двадцати шести избранным свидетелям и всем жителям коттеджей, из которых видна была гора, в продолжение двух с половиной часов, причем представления духов оканчивались с наступлением темноты!

Нужно помнить, что гора изобилует пропастями, и там совершенно не могут проходить толпы людей, а северная и западная сторона ее представляют собой отвесный перпендикуляр в 900 футов.

Накануне летнего солнцестояния в середине лета 1735 года, служащий на ферме Ланкастера, находящейся в полумиле от горы, увидел, что восточная часть ее вершины покрыта войсками, которые двигались вперед в продолжение часа. Они появлялись отдельными отрядами с возвышения на северной стороне и исчезали в углублении вершины. Когда бедняга рассказал свою историю, все стали издеваться над ним, как обыкновенно издеваются над всеми самостоятельными наблюдателями, если они видят что-нибудь удивительное. Через два года после того, накануне того же дня, мистер Ланкастер увидел там несколько человек, которые видимо следовали за своими лошадьми, как будто бы возвращаясь с охоты. Он ничего не подумал по этому поводу, но когда случайно через десять минут снова взглянул вверх, он увидел те же фигуры верхом, а за ними бесконечные ряды войск по пяти человек в ряд, двигающихся сверху над расщелиной, как раньше. Все семейство видело это, и маневры войск, и то, как каждым отрядом командовал верховой офицер, который галопировал взад и вперед. Когда спустились тени сумерек, дисциплина как будто ослабела, войска перемешались, стали двигаться неравномерно, и, наконец, все исчезло в темноте. Теперь, конечно, и над всеми Ланкастерами стали смеяться, как раньше над их слугой; но через некоторое время явилось их оправдание.

В канун летнего солнцестояния 1745 г. двадцать шесть человек, нарочно вызванных семьей, видели все то, что наблюдалось раньше, и больше того. Теперь при армии был обоз; а между тем всякий знал, что никаких экипажей не было и не могло быть на вершине Соутер Фелл. Количество людей нельзя себе было и вообразить; войска занимали пространство с полмили и быстро маршировали, пока ночь не скрыла их, все еще продолжающих маршировать. В облике этих призраков ничего не было туманного и неясного. Они казались такими реальными, что некоторые из людей поднялись вверх на следующее утро, чтобы поискать следов лошадиных подков; и страшно им было, когда они не нашли ни одного следа ни на вереске, ни на траве. Свидетели клятвенно подтверждали весь этот рассказ перед судьей; и вся округа с ужасом ждала наступающих событий шотландского мятежа.

Оказалось, что еще два другие лица видели нечто в этом же роде в тот же промежуток времени, в 1745 г., но скрыли это, чтобы избегнуть насмешек, которым подвергались соседи. Рен из Вильтон Халл и один работник, служивший у него на ферме, видели как-то в один летний вечер человека и собаку в горах, преследующих каких-то лошадей на таком крутом месте, на каком едва ли бы лошадь могла держаться. Они двигались с поразительной быстротой и так внезапно исчезли с южного склона, что Рен и работник поднялись на следующее утро на горы, чтобы поискать тело человека, который наверно был убит. Но они не нашли никаких следов ни человека, ни лошади, ни собаки; и они спустились вниз и держали язык за зубами.

Что же касается объяснения, то издатель "Lonsdale Magazine" объявил, что накануне летнего солнцестояния 1745 года мятежники упражнялись на западном побережье Шотландии, а движения их отражались в прозрачном тумане, подобном фата-моргане. Такого объяснения слишком недостаточно, но, насколько мы знаем, это все, что можно сказать в настоящее время. За этими фактами открылись многие другие, как например, призрачное движение такого же рода, виденное в Лейстершире в 1707 году, и предание о прохождении армий над Хельвеллином накануне битвы при Марстон Мур".

Приводятся еще и другие случаи явлений призрачных овечьих стад на некоторых дорогах, и, конечно, различные немецкие истории о фантастических кавалькадах охотников и разбойников.

Как это часто бывает при исследовании оккультных явлений, можно найти различные возможные причины, из которых любая могла бы вызвать наблюдаемое явление, но при отсутствии более полных сведений можно лишь сделать попытку понять, какая из этих возможных причин действовала в каждом отдельном случае.

Чаще всего дается такое объяснение (если, конечно, вся история не отвергается, как ложная), что это мираж, то есть отражение движений настоящих войск, происходящих на значительном расстоянии. Я сам несколько раз видел обыкновенные миражи и знаю, как удивительно они могут обманывать; но мне кажется, что нужно допустить совершенно новый род миража, не такой, какой известен теперь науке, чтобы объяснить эти рассказы о призрачных армиях, некоторые из которых проходят мимо зрителя на расстоянии нескольких ярдов.

Во-первых, возможно, что это (как, по-видимому, в приведенном выше Вестфальском случае) — просто предвидение в гигантском масштабе, но кем организованы эти явления и для какой цели — нелегко разгадать; иногда они могут принадлежать прошедшему, а не будущему и быть на самом деле отражением сцен из Акаша-хроники, хотя опять-таки здесь ни причины, ни методы подобных отражений не ясны.

Есть множество разнородных духов природы, которые были бы вполне способны, если бы пожелали это сделать, вызвать подобные явления своей чудесной силой колдовства, и это вполне соответствует их страсти мистифицировать и поражать человеческие существа. Иногда у них может быть и добрый умысел — предупредить своих друзей о событиях, которые, как они знают, должны совершиться. По-видимому, объяснение в этом направлении будет наиболее разумным объяснением для необычных явлений, описанных Мартино, в том случае, конечно, если можно доверять этим рассказам.

Возможно также и то, что в некоторых случаях за солдат были приняты сами духи природы, совершающие какие-нибудь предписанные им эволюции, которые они так любят; но нужно, впрочем, сказать, что эти эволюции мало похожи на военные упражнения, и разве лишь самые невежественные люди могут ошибиться в этом отношении.

Стада животных, вероятно, в большинстве случаев просто явления из прошлого, но есть случаи, когда они, как "дикий охотник" немецкой сказки, принадлежат к совершенно другой категории явлений, не относящихся к нашему настоящему предмету. Изучающие оккультизм хорошо знают тот факт, что обстоятельства, окружающие всякую сцену, исполненную интенсивного ужаса или страсти (например, сцену какого-нибудь исключительного ужасающего убийства), имеют способность вновь возникать, и для того, чтобы видеть форму, в которой они воспроизводятся, нужно очень небольшое развитие психических способностей; иногда случалось, что различные животные тоже входили в состав такой обстановки, а, следовательно, они тоже периодически воспроизводятся действием чувствующей свою вину совести убийцы.

По всей вероятности, каковы бы ни были основания для всех этих фактов, различные рассказы о призрачных всадниках и охотничьих кавалькадах, в общем, можно отнести к этой категории. Этим, очевидно, объясняются также некоторые явления призрачных армий, как например, то замечательное воспроизведение битвы при Эджхилле, которое, по-видимому, происходило через несколько месяцев после дня настоящего сражения и было подтверждено мировым судьей, пастором и другими свидетелями очевидцами в любопытной, недавно появившейся брошюре*. Как сказано в этой брошюре, случай был исследован в свое время офицерами армии, которые хорошо узнали многих из увиденных ими призрачных лиц. Положительно, это похоже на пример страшной способности человеческих несдержанных страстей воспроизводить самих себя и каким-то странным путем давать нечто вроде своей собственной материализации. В некоторых случаях ясно, что виденные стада животных были просто толпами нечистых искусственных элементалов, принимающих эту форму для того, чтобы напитаться отвратительными эманациями особенно ужасных мест, каковы, например, места, где стояли виселицы. Пример этого рода, описанный в "More Glimpses of the World Unseen", представляют собой знаменитые "Gyb Ghosts" или духи виселицы, которые постоянно являлись в виде стад безобразных свиноподобных существ, бегающих, копающихся и дерущихся каждую ночь на том месте, где стоял этот памятник преступления. Но это скорее принадлежит к области привидений, а не к области ясновидения.

________
* "Prodigious Noises of War and Battle, at Edgehill, near Ketnton, in Northamptonshire".
 
 

Лечебный магнетизм. — Как достигнуть ученичества. — Тоска. Ограничения. — Ожидающее нас будущее.

Существует много методов развития в себе способности ясновидения, но безопасно рекомендовать для общего употребления можно лишь один из этих методов, а именно тот, о котором мы будем говорить после всего.

У более отсталых наций состояние ясновидения достигается с помощью различных предосудительных приемов: у некоторых из неарийских племен Индии — употреблением опьяняющих снадобий или дыханием одуряющих курений; у дервишей — кружением в диком танце религиозного усердия до головокружения и бесчувствия; у последователей отвратительных приемов культа Вуду — принесением страшных жертв и исполнением гнусных обрядов черной магии. Подобные методы, к счастью, не в большом ходу у представителей нашей расы, но даже и у нас очень многие, впутывающиеся в это древнее искусство, не имея о нем понятия, пользуются некоторыми приемами самогипноза, каковы, например, гляденье на яркое пятно или повторение какой-нибудь формулы до одурения; а есть и такая школа, которая пытается достигнуть тех же результатов с помощью некоторых индийских систем регулирования дыхания.

Все эти методы несомненно должны быть отвергнуты, как очень небезопасные для обыкновенного человека, который сам не знает, что делает, производя неясные опыты в неведомом ему мире. Даже от такого способа достижения ясновидения, когда одно лицо позволяет другому себя загипнотизировать, я бы первый отшатнулся с самым решительным отвращением. И, конечно, никогда не следовало бы делать таких опытов иначе, как под условием полного доверия и привязанности между магнетизером и магнетизируемым, и такой полной чистоты сердца и души, мыслей и намерений, какую редко можно встретить у кого-нибудь, кроме величайших святых.

Опыты в связи с магнетическим (гипнотическим) трансом представляют собой глубочайший интерес между прочим и в том отношении, что они доказывают факты ясновидения скептикам, и все же иначе как при наличности тех условий, о которых я сейчас упомянул (и которые, я допускаю это, почти невозможно выполнить), я бы никогда никому не посоветовал позволить делать эти опыты над собой.

Лечебный магнетизм (в котором без приведения пациента в состояние транса делается попытка облегчить его боль, устранить его болезнь, или влить в него жизненные силы с помощью магнетических пассов) имеет совсем другие основания; и если магнетизер, хотя бы и совершенно нетренированный, сам находится в добром здоровьи и одушевлен чистыми намерениями, вряд ли он принесет какой-либо вред пациенту. В таком крайнем случае, когда нужна, например, хирургическая операция, человек может благоразумно подчиниться даже гипнотическому трансу, но, конечно, это не такое условие, с которым можно легко экспериментировать. Положительно, я бы очень усиленно советовал всякому, кто сделал бы мне честь спросить моего мнения по этому поводу, — не предпринимать никаких опытных исследований того, что все еще остается для него сверхнормальными силами природы, пока он прежде не прочел внимательно всего, что было написано по этому вопросу, или, что гораздо лучше всего, пока он не находится под руководством знающего учителя.

Но где, спросят меня, найти знающего учителя? Конечно, не среди тех, которые рекламируют себя, как учителей, предлагая передать вам за такое-то количество денег священные тайны веков, или открывая "кружки развития", в которые случайные члены допускаются за столько-то и столько-то с человека.

Много в этой книге было говорено о необходимости серьезной тренировки, об огромных преимуществах тренированного ясновидящего перед нетренированным; но это опять возвращает нас к тому же самому вопросу: где можно получить эту окончательную тренировку?

Ответ на этот вопрос такой, что тренировка может быть получена именно там, где ее всегда можно было получить с самого начала истории мира — у Великого Белого Братства Адептов, которое стоит и теперь, как оно и всегда стояло, за человеческой эволюцией, направляя ее и помогая ей по указаниям великих космических законов, которые представляют для нас Вечную Волю.

Но как подойти к ним? — могут нас спросить. Каким образом человек, стремящихся к знанию, даст им знать о том, что он хочет научиться?

Еще раз скажу: только с помощью тех методов, которые уже давно заслужили себе уважение. Нет никакого нового патента, который дал бы человеку право без всяких затруднений сделаться учеником этой школы; нет торной дороги к тому учению, которое там дается. В настоящее время совершенно так же, как и в туманные времена древности, человек, желающий привлечь к себе внимание Учителей, должен прежде всего научиться брать себя в руки и сделать себя тем, чем он должен быть. Ступени этого пути — не тайна; я очень подробно говорил о них в "Невидимых Помощниках", поэтому мне незачем повторять это здесь.

Но это нелегкий путь, а между тем рано или поздно все должны пройти по нему, потому что великий закон эволюции влечет человечество медленно, но неуклонно к своей цели.

Из всех толпящихся на этом пути великие Учителя выбирают своих учеников, и только если человек готов к тому, чтобы воспринимать это учение, может он найти к нему доступ. Если не будет этого условия, то хотя бы он был членом любой Ложи или Общества, тайного или явного, это не подвинет его к цели ни на йоту. Это правда, и все мы это знаем, что по настоянию некоторых из этих учителей было основано наше Теоеофическое Общество, и что из его рядов некоторые были выбраны для того, чтобы войти в более близкое общение с ними. Но выбор зависит от серьезности кандидата, а не от простой его принадлежности к Обществу или кружку.

Итак, чтобы избрать единственный вполне верный способ развития ясновидения, человек должен собрать всю свою энергию и вступить на путь нравственной и умственной эволюции, на ступенях которой начнут сами собой раскрываться постепенно его высшие способности. Все же и здесь есть один прием, который одинаково рекомендуется всеми религиями, и прием этот, если отнестись к нему с осторожностью и уважением, не может причинить вреда ни одному человеческому существу, а между тем из него иногда развивается чрезвычайно чистый тип ясновидения; я говорю о медитации.

Пусть человек наметит себе каждый день определенное время, когда он может рассчитывать, что его остановят в покое, и никто его не потревожит, — и настроит себя на это время так, чтобы ум его в течение нескольких минут был совершенно свободен от всех земных мыслей какого-бы то ни было рода, и когда этого удастся достигнуть, пусть он направит всю силу своего существа на высочайший духовный идеал, какой он знает. Он увидит, что достигнуть такого полного контроля над своими мыслями несравненно труднее, чем он предполагает. Но если он этого достигнет, это будет во всех отношениях в высшей степени благотворно для него и по мере того, как он будет все более и более возвышать и сосредоточивать свою мысль, он постепенно увидит, что новые миры начнут раскрываться перед ним.

Но если бы те, которые так страстно жаждут ясновидения, могли бы получить его хоть на время, на один день или даже на один час, — захотели бы они удержать за собою этот дар? В этом можно усомниться. Правда, он открывает перед ними новые миры для изучения, новые возможности быть полезными и из-за последней причины многие из нас чувствуют, что стоит этому отдаться; но нужно помнить, что для того, кого долг все еще призывает жить в мире, это ни в коем случае не может быть только благом. На человека, в котором раскрылось это зрение, скорби и бедствия, зло и алчность мира действуют, как вечно присущая тяжесть, так что в первые дни своего познания он часто склонен повторить страстное заклятие, заключенное в этих трепещущих строках Шиллера:

Dein Orakel zu verkuenden, warum warfest du mich hin
In die Stadt der ewig Blinden, mit dein aufgeschlossnen Sinn?
Frommt's, den Schleier aufzuheben, wo das nahe Schreckniss droht?
Nur der irrthum ist das Leben; dieses Wissen ist der Tod.
Nimm, o nimm die traur'ge Klarheit mir vom Aug'den blut'gen Schein!
Schrecklich ist es deiner Wahrheit sterbliches Gefass zu sein!

И дальше он опять восклицает:

"Верни мне мою слепоту, счастливую темноту моих чувств; возьми назад свой страшный дар!"

Но, конечно, это ощущение проходит, потому что высшее зрение скоро показывает ученику нечто более высокое, чем скорбь, оно дает его душе всеохватывающую уверенность в том, что какой бы вид ни имели здесь внешние факты, все, без всякой тени сомнения, ведет к всеобщему и окончательному благу. Он понимает, что грех и страдания существуют, видит ли он их, или нет, и что, видя их, он в конце концов может принести более существенную помощь, чем работая в темноте; и так он постепенно научается нести свою долю в тяжелой карме мира.

Есть такие заблуждающиеся люди, которым даны некоторые проблески этой высшей способности и которые до такой степени не умеют правильно отнестись к ней, что пользуются этими проблесками для самых низких целей, даже объявляют себя "испытанными специалистами по ясновидению". Бесполезно говорить, что подобное употребление своей силы есть простое проституирование и унижение ее, показывающее, что несчастный обладатель этой силы каким-то образом получил ее раньше, чем нравственная сторона его натуры достаточно развилась для того, чтобы выдержать ответственность, которую она налагает. Понимание всей той злой кармы, которая может быть в очень короткое время порождена подобными поступками, превращает наше отвращение в жалость к человеку, повинному в святотатственном безумии.

Иногда приводят в виде возражения, что обладание ясновидением уничтожает все приватно-сокровенное и дает неограниченную возможность заниматься чужими тайнами. Несомненно, оно дает эту возможность, но тем не менее этот упрек кажется забавным всякому, кто хоть сколько-нибудь практически знаком с этим делом. Подобное возражение может быть основательно по отношению к очень ограниченным способностям "испытанных специалистов по ясновидению", но человек, выставляющий его против тех, у которых эта способность раскрывалась по мере того, как они учились, и которые поэтому обладают ею в полной мере, забывает три основных факта: во-первых, что совершенно немыслимо, чтобы кто-либо, имея перед собой великолепное поле наблюдения, которое истинное ясновидение раскрывает перед ним, почувствовал бы хоть малейшее желание рыться в лживых и мелких тайнах всякого отдельного человека; во-вторых, что если бы по какому-нибудь невозможному случаю у нашего ясновидящего явилось бы такое нескромное любопытство по отношению к каким-нибудь мелким сведениям, — то нужно помнить, что в конце концов существует такая вещь, как честь джентльмена, которая и на том плане, как и на этом, конечно, удержит его даже от минутной мысли о том, чтобы удовлетворить это любопытство; и, наконец, на случай (едва ли возможный) встречи с какой-нибудь разновидностью питри низшего сорта, для которой вышеприведенные соображения не будут иметь значения, — всегда каждому ученику, как только в нем начинают развиваться признаки способности, лаются подробные наставления относительно ограничения пользования этой способностью.

Короче говоря, эти ограничения таковы, что не должно быть ни нескромного любопытства, ни пользования своими способностями для эгоистических целей, ни показыванья феноменов. То есть, предполагается, что те же самые соображения, которые руководят поступками порядочного человека на физическом плане; будут руководить им также и на астральном и на ментальном плане; что ученик никогда и ни при каких обстоятельствах не будет пользоваться силой, которую дает ему его новое знание, для того, чтобы получить какие-нибудь земные выгоды, вообще, для какого бы то ни было захвата; и что он никогда не будет показывать то, что в спиритических кружках называется "явлением", то есть что-нибудь несомненно доказывающее скептикам на физическом плане обладание тем, что для них покажется сверхъестественной силой.

По поводу этих последних некоторые люди часто говорят: "Но почему бы и нет? Было бы так легко опровергнуть и убедить вашего скептика, и это принесло бы ему пользу". Такие критики теряют из вида тот факт, что прежде всего никто из тех, кто что-нибудь знает, не желает опровергать скептиков или, вообще, хоть сколько-нибудь принимать к сердцу то или иное отношение скептиков; а затем, они не могут понять, насколько лучше будет для того же скептика, чтобы он, постепенно развиваясь, научился оценивать факты природы, а не был бы внезапно приведен к этому каким-то сногсшибательным ударом. Но вопрос этот был подробно рассмотрен много лет назад в "Оккультном Мире" Синнетта и бесполезно будет снова повторять доказательства, приведенные там.

Некоторым из наших друзей очень трудно представить себе, что глупая болтовня и праздное любопытство, которые так всецело заполняют жизнь неосмысленного большинства людей на земле, — не найдут себе места в более реальной жизни ученика; и поэтому они иногда спрашивают, не может ли ясновидящий случайно, без всякого специального желания увидеть какой-нибудь секрет, который другое лицо старается сохранить, подобно тому, как чей-нибудь взгляд может нечаянно упасть на какую-нибудь фразу раскрытого письма, случайно лежащего на столе. Конечно, может, но что же из этого? Честный человек сразу отведет глаза, как в том, так и в другом случае, и будет так, точно он ничего не видел. Если бы те, которые так возражают, могли бы хоть сколько-нибудь подойти к мысли, что никакой ученик не занимается чужими делами, исключая те случаи, когда в пределах его возможности оказывается помощь другим, и что перед ним всегда целый мир своей собственной работы, на которую он должен устремить свое внимание, они бы не были так безнадежно далеки от понимания фактов более широкой жизни тренированного ясновидящего.

Даже из того немногого, что я сказал относительно ограничений, налагаемых на ученика, ясно, что в очень многих случаях он будет знать гораздо больше, чем он может сказать. Это, конечно, верно и в гораздо более широком смысле по отношению к самим великим Учителям Мудрости, но именно поэтому те, кому дано преимущество иногда находиться в их присутствии, относятся с таким уважением к малейшему из их слов даже по поводу предметов, совершенно далеких от прямого учения. Потому что мнение Учителя, или даже одного из его наиболее высоких учеников относительно любого предмета есть мнение человека, чьи возможности судить правильно совершенно несоизмеримы с нашими.

Его положение и его расширенные способности, в сущности, — наследство всего человечества, и как ни далеки мы теперь от этих великих сил, тем не менее верно то, что некогда они будут нашими. И как изменится наш старый мир, когда все человечество будет обладать высшим ясновидением! Подумайте, как изменится отношение к истории, когда все смогут читать хронику; к науке, когда все процессы, о которых теперь люди строят теории, можно будет непосредственно наблюдать; к медицине, когда и доктор, и пациент, одинаково ясно и точно могут видеть все, что сделано; к философии, когда уже не будет возможности спорить о ее основах, потому что все одинаково смогут видеть более широкий аспект истины; к труду, когда всякая работа будет радостью, потому что каждый человек будет приставлен лишь к тому, что он может выполнить лучше всего; к воспитанию, когда умы и сердца детей открыты учителям, стремящимся образовать их характер; к религии, когда больше уже нельзя будет спорить о ее широких догмах, так как истина относительно посмертного существования и Великого Закона, управляющего миром, будет очевидна всем.

И, главное, несколько легче будет развитым людям помогать друг другу при этих свободных условиях! Возможности, открывающиеся уму, как блестящие перспективы простираются по всем направлениям, так что наш седьмой круг поистине будет настоящим золотым веком. Хорошо для нас, что этими великими способностями не будет обладать все человечество до тех пор, пока оно не разовьется до гораздо более высокой ступени нравственности и мудрости, иначе мы лишь еще раз и при еще худших условиях повторили бы падение великой атлантической цивилизации, действующие лица которой не поняли, что увеличение силы означает увеличение ответственности. И, однако же, большинство из нас самих были среди тех самых людей; будем надеяться, что это падение научило нас мудрости, и что когда возможность более широкой жизни откроется перед нами снова, — на этот раз мы лучше выдержим испытание.