Я могу читать ваши мысли иногда, но не всегда. Иногда я хочу приблизиться к вам и не могу вас найти. Вероятно, и вы не всегда могли бы найти меня, если бы вы были здесь.

Иногда я совсем один; иногда я окружен другими.

Странно, но сейчас мне кажется, что мое тело вполне вещественно, а вначале мне казалось, что мои руки и ноги вытягивались по всем направлениям.

Обыкновенно я не хожу как прежде, но и не летаю в точном смысле этого слова, так как у меня никогда не было крыльев; и все же проношусь в пространстве с невероятной быстротой. Но иногда все же хожу.

А теперь я обращаюсь к вам с просьбой. Вы знаете, как мне иногда трудно давалась решимость войти с вами в сношение, но я продолжал добиваться. И вы не унывайте и действуйте так, как если бы все средства общения были у вас в руках. Не допускайте сомнений, ибо когда вы сомневаетесь, вы притягиваете меня к земле, вызывая во мне желание помочь вам. А это также нехорошо, как горевать об умерших.
 
 

"О, — говорит он, — мир продолжает идти без меня! Чего мне не хватает?"

Ему кажется почти дерзостью со стороны мира, что он продолжает существовать без него. Он начинает волноваться. Он уверен, что выкинут из круга времени, что он забыт, выброшен вон.

Он осматривается кругом и не видит ничего, кроме спокойных пространств четвертого измерения. О, чего бы он ни дал, чтобы снова почувствовать железные тиски материи! Подержать что-нибудь существенное в плотной руке!

Со временем настроение это проходит, но настанет день, когда оно возвращается с удвоенной силой. Он должен выйти из этой тонкой разреженной среды в энергично сопротивляющуюся среду плотной материи. Но как это сделать?

А, он вспомнил! Всякое действие исходит из памяти. Было бы безрассудно делать этот опыт, если бы он уже не проделал его.

Он закрывает глаза и ввергает себя в невидимое. И он привлекается к человеческой жизни, к человеческим существам, в интенсивные вибрации единения с ними. Здесь он испытывает сочувствие — может быть, сочувствие прежних переживаний с душами, с которыми он снова вступает в соприкосновение, но возможно, что это лишь сочувствие настроения или воображения. Как бы то ни было, он выпускает из рук свое право на свободу и, торжествуя, теряется в жизни человеческих существ.

Через некоторое время он пробуждается и с удивлением смотрит на твердую почву и круглые прочные лица людей. Иногда он плачет и стремится назад. Если у него отбилась охота, он может вернуться — чаще всего, чтобы снова начать утомительную погоню за теми же тисками материи.

Если же он упрям и с сильной волей, он может остаться и вырасти в человека. Он даже может уверить себя, что его прежняя жизнь в тонкой субстанции была лишь сном — и действительно, во сне он возвращается к ней — и этот сон преследует его и портит его пребывание в материи.

Но проходят года, и его начинает утомлять материальная борьба: его энергия исчерпана. Он возвращается в область невидимого, и люди снова заявляют, что он умер.

Но он не умер. Он только возвратился туда, откуда пришел.
 
 

Когда человек приходит сюда, чужие, встречаемые им здесь, не более чужды, чем иностранцы для того, кто впервые сталкивается с ними. Он не всегда понимает их; и здесь опять-таки его переживания сходны с пребыванием в чужой стране. Через некоторое время он начинает делать шаг вперед и улыбаться глазами. Его вопрос: "Откуда ты?" вызывает такой же ответ, как и на земле. Один из Калифорнии, другой — из Бостона, третий — из Лондона. Это бывает тогда, когда мы встречаемся на больших дорогах; ибо и и здесь существуют дороги, по которым души приходят и уходят, как и на земле. Такая дорога составляет, обыкновенно, кратчайшую линию между большими земными центрами; но она никогда не бывает над линией железной дороги. Было бы слишком шумно. Мы можем слышать земные звуки. Происходит известный толчок в эфире, который доносит звуковую вибрацию до нас.

Иногда некоторые из нас поселяются на долгое время на одном месте. Я посетил старый дом в штате Мэн, где человек, пребывающий но эту сторону жизни, задерживался в течение целого ряда лет; он рассказал мне, как выросли все его дети и как жеребенок, которого он любил перед уходом сюда, вырос в большого коня и умер от старости.

Здесь также бывают лентяи и тучные люди, как и у вас. Бывают и блестящие, и притягательные, одно присутствие которых действует оживляющим образом.

Может звучать почти нелепо, что мы носим платья, как и вы: только нам не нужно их в таком количестве. Я не видал здесь чемоданов, хотя я ведь еще недавно здесь.

Тепло и холод не имеют уже значения для меня, хотя я помню, что в самом начале мне казалось холодно, но это уже прошло.
 
 

Философия, которую я хочу передать вам, должна проникнуть в мир. Возможно, что только весьма немногие поймут ее глубину в этой жизни; но семя, посеянное сегодня, может принести плод в далеком будущем. Как те зерна пшеницы, которые были погребены вместе с мумиями в течение двух или трех тысяч лет и все же проросли, когда их поместили в подходящую почву в наши дни. То же и с семенами философии.

Кто-то сказал, что глупо работать для философии, вместо того, чтобы заставлять философию работать для себя; но человек не может дать даже малой крупицы истинной философии без того, чтобы самому не пожать всемерно больше. Чтобы получать, нужно давать. В этом Закон.

Я могу сказать вам много о здешней жизни, что поможет другим, когда для них придет время великой перемены. Почти каждый приносит сюда воспоминание прошлого, более или менее живое воспоминание о своей земной жизни — по крайней мере, большинство из тех, с которыми я имел здесь дело.

Я встретил здесь одного человека, который не хотел говорить о земле и все толковал о "движении вперед". Я напомнил ему, что как бы далеко он ни ушел, он все же вернется к месту, откуда пустился в путь.

Вас интересует, вероятно, нуждаемся ли мы в пище и питье. Мы, несомненно, питаемся и, по-видимому, поглощаем много воды. Вам тоже следовало бы пить побольше воды. Она питает астральное тело. Я не думаю, чтобы тело, лишенное влаги, могло обладать достаточной астральной энергией, чтобы уступить свою руку душе. которая находится на этом плане жизни, как вы это делаете сейчас. В нашем здешнем теле много влаги. Может быть, соприкосновение с так называемым духом оттого и производит в некоторых горячих людях ощущение холода, и они вздрагивают.

Мне нужно сделать усилие, чтобы писать через вас, но это усилие стоит сделать.

Я являюсь туда, где чувствую ваше присутствие. Я могу вас видеть лучше, чем других. И тогда я делаю обратное, то есть, вместо того, чтобы входить внутрь, как я это делал прежде, я выхожу наружу с большою силой по направлению к вам. Я овладеваю вами стремительным натиском.

Иногда наше писание останавливалось посреди начатой фразы. Это было тогда, когда я недостаточно сосредотачивался. Вы заметили, может быть, что когда вы переходите из одного мира в другой, внезапный шум, или, может быть, вторгнувшаяся мысль может привести вас назад. То же и здесь.

Теперь об элементе, в котором мы живем. Он, несомненно, существует в пространстве, ибо он облекает землю кругом. И все, каждая видимая вещь, имеет здесь свои соответствующий двойник. Когда вы, перед засыпанием, вступаете в этот мир, вы видите вещи, которые существуют или существовали в материальном мире. Вы не увидите ничего в этом мире, что не имело бы физического соответствия на земле. Здесь существуют, несомненно, и воображаемые картины, мыслеобразы; но видеть воображением не значит владеть астральным зрением. То, что вы видите, засыпая, имеет реальное существование, и меняя быстроту ваших вибраций, вы переходите в этот мир — или, вернее, вы возвращаетесь в него, ибо необходимо в него вступить для того, чтобы из него выйти.

Воображение обладает великой силой. Если вы нарисуете картину в своем уме, вибрации вашего тела могут приспособиться к ней, или иначе — настроиться на тот же лад, если только воля работает в том же направлении, как это бывает при мысли о здоровье или болезни.

Можно было бы сделать интересный опыт, когда вы захотите перейти сюда: выберите определенный символ и держите его перед глазами. Я не уверен, но возможно, что это поможет вам изменить ваши вибрации.

Хотелось бы знать, смогли ли бы вы видеть меня, если бы перед засыпанием перешли сюда с мыслью обо мне?

Сегодня я чувствую себя очень сильным, потому что долго был в присутствии того, кто гораздо сильнее меня; и потому сегодня я мог бы помочь вам в подобном опыте лучше, чем в другое время.

Я продолжаю узнавать многое, что хотелось бы передать вам. Например, я мог бы показать вам, как приходить сюда по своей воле, как это делают Учителя.

Сперва я овладевал только вашей рукой, чтобы писать посредством нее, а теперь я умею владеть всей вашей психической организацией. Мне помог в этом Учитель. Благодаря этому новому приему, вы не будете испытывать такой усталости, и я также.

Теперь я уйду и постараюсь встретиться с вами через некоторое время. Если опыт не удастся, не теряйте уверенности, но попробуйте снова в другой раз.
 
 

Дети представляют здесь интересные особенности. Мне самому не было времени наблюдать за всем этим; но один из работающих в Лиге сказал мне, что для детей легче приспособиться к здешней жизни, чем для взрослых. Очень старые люди имеют наклонность много дремать, тогда как дети появляются сюда с большим запасом энергии и приносят с собой то же любопытство, какое им свойственно на земле. Резких перемен не существует. Дети вырастают здесь, говорят мне, так же незаметно, как и на земле. Общее правило в том, чтобы выполнить нормальный ритм, но бывают случаи, когда душа возвращается очень скоро. Возможно, что это душа с большим любопытством и сильными желаниями.

Здесь встречаются ужасы даже более ужасные, чем на земле. Разложение от порока и невоздержанности здесь гораздо сильнее, чем там. Я видел здесь лица и формы, которые поистине ужасны, лица, которые казались полусгнившими и распадающимися на части. Но это — безнадежные случаи, и таких работники Лиги представляют своей печальной судьбе. Я не уверен в будущей судьбе этих людей: могут ли они воплотиться в этом цикле, я не знаю.

Но дети здесь так очаровательны! Один молодой мальчик часто бывает со мной; он называет меня отцом и, по-видимому, радуется общению со мной. Ему, должно быть, около тринадцати лет, и он пробыл уже некоторое время здесь. Он не умел сказать мне, сколько времени; но я спрошу его, не вспомнит ли он земной год, когда перешел сюда.

Это неверно, что здесь нельзя скрывать свои мысли. Здесь можно сохранять тайны, если знать, к а к это делать. Это делается внушением или наложением зарока. Хотя здесь, все же, несравненно легче читать чужие мысли, чем на земле. Мы сообщаемся друг с другом приблизительно так же, как и вы. Но по мере того, как время идет, я замечаю, что начинаю разговаривать все чаще не губами, а посредством сильных проекций мысли. Вначале я открывал рот, когда хотел что-нибудь сказать; теперь я это делаю изредка, по силе привычки. Когда человек только что перешел сюда, он не понимает другого, пока последний не заговорит: или, вернее, пока сам не научится говорить иначе.

Но я начал о мальчике. Он чрезвычайно интересуется некоторыми земными вещами, о которых я ему говорю, особенно аэропланами, которые были еще не особенно усовершенствованы, когда он перешел сюда. Ему хочется вернуться и полетать на аэроплане. Я говорю ему, что он может летать здесь без аэроплана, но для него это не одно и то же; ему хочется "вложить персты" в самую машину.

Я советую ему не торопиться с возвращением назад. Интереснее всего, что он может вспомнить свои предыдущие жизни на земле. Многие здесь не имеют никакого воспоминания о своих прежних жизнях, они помнят только то, что переживали перед уходом сюда. Вообще, это вовсе не место, где бы все знали обо всем — далеко нет. Большинство душ почти так же слепо, как оно было на земле.

Мальчик был изобретателем в предыдущем воплощении, и на этот раз он перешел сюда благодаря несчастному случаю, как рассказывает он сам. Ему бы следовало остаться здесь подольше, чтобы приобрести более сильный ритм для своего возвращения. Но это моя собственная идея. Меня так интересует этот мальчик, что мне хотелось бы удержать его, и это, вероятно, влияет на мое мнение.

Вы видите — человеческое нам вовсе не чуждо.

Вы, кажется, хотите спросить меня о чем-то? Попробуйте сказать громко. Я думаю, что услышу.

Да, я чувствую себя гораздо моложе, чем на земле, и гораздо крепче, и гораздо здоровее. В самом начале я чувствовал себя, как и во время моей болезни, по временам угнетенным, а по временам свободным от угнетения; теперь же — совсем другое! Мое тело почти не беспокоит меня.

Я думаю, что старые люди молодеют здесь до тех пор, пока не возвращаются к своим цветущим годам, и тогда они останавливаются на более или менее долгое время. Вы видите, что я не приобрел все знания. Я успел уже собрать много забытых сведений; но относительно подробностей здешней жизни мне остается многому научиться. Ваша любознательность поможет мне изучить здешние условия, что бы я иначе не сделал еще долго, а может быть и никогда. По-видимому, и здесь большинство людей не научается многому и здесь на первом плане — желание преуспевать, как и во время земной жизни.

Да, здесь есть школы, где желающие могут обучаться, но и здесь немного великих учителей. Обыкновенные же здешние профессора не обладают высшей мудростью, совершенно также, как и на земле.
 
 

Но имейте в виду: я рассказываю вам совершенно так же, как рассказал бы путешественник о вещах, которые он видит впервые. Иногда мои объяснения могут быть неверны.

Когда я был в области, которую мы будем называть миром первообразов, я не встретил там никого, кроме одного случайного путника, вроде меня. Я делаю из этого естественное заключение, что только немногие, покидающие землю, посещают эту область. Я вывожу из всего, что видел, и из общений с душами, перешедшими сюда, что большинство из них не удаляется очень далеко от земли.

Очень странно; а между тем я видел людей, которые воображают себя в обстановке настоящего ортодоксального рая, они поют в белых одеяниях с венцами на голове и с арфами в руках. Не принадлежащие к ним называют эту область "небесной страной".

Рассказывали мне, что существует также и огненный ад, чуть ли не с запахом серы, но до сих пор я не видел его. Когда я буду сильнее, я постараюсь добраться до него и, если это не слишком мучительно, я проберусь и дальше — если меня туда пустят.

В настоящее время я перехожу с места на место, и до сих пор и еще не изучил основательно ни одной области.

Я взял мальчика, которого, кстати сказать, зовут Ляйонель, вчерашний день с собой. Может быть, следовало бы сказать "вчерашнюю ночь", так как ваш день наша ночь, когда мы находимся на вашей стороне. Вы и твердая земля находитесь в центре нашей большой сферы.

Я взял мальчика с собой для того, чтобы вы назвали "прогулкой".

Прежде всего, мы отправились в старый квартал Парижа, где я жил в прежней жизни; но Ляйонель ровно ничего не видел, и когда я ему указывал на некоторые строения, он спросил меня совершенно искренне, не вижу ли я их во сне. Вероятно, у меня есть способность, которая развита не во всех жителях астральной страны. Так, когда Ляйонель нашел, что Париж — мое воображение (сам он жил в Бостоне), тогда я отправился с ним в "небесную страну". Ее он сейчас же увидел и сказал: "Это, должно быть, то самое место, про которое мне рассказывала бабушка. Но где же Бог?"

Этого я не мог сказать; но тут мы увидели, что все смотрят в одном направлении. Мы тоже стали смотреть вместе с другими и увидели большой свет, подобный солнцу, только свет был мягче и не так ослепителен, как у материального солнца.

"Вот. — сказал я мальчику,- что видят те, кто видит Бога".

А теперь я должен сказать вам нечто очень странное: пока мы смотрели на этот свет, между ним и нами начала медленно образовываться фигура, какую мы на земле привыкли называть Христом. Он смотрел с нежностью на людей и протянул к ним Свои руки. Затем Его образ изменился, и на Его правой руке оказался ягненок; а затем — Он стоял как бы преображенный на горе; после этого Он заговорил и начал учить их, мы могли слышать Его голос. А затем Он исчез, и мы перестали видеть его.
 
 

Эта мысль пришла ко мне, когда я смотрел на драмы, разыгрываемые в "небесной стране", и она снова явилась ко мне еще с большей силой, когда я делал недавно исследование в той области, которую я называл "миром первообразов".

Позднее я буду, вероятно, различать и тот и другой вид с первого взгляда. Например, если я встречу здесь существо, или что мне покажется существом, и мне скажут, что это известный герой романа, вроде Жана Вальжана Виктора Гюго, я буду иметь основание думать, что это — лишь мыслеобраз, но настолько жизненный, что он кажется настоящим существом в этом мире разреженной материи. Но до сих пор я еще не встречал таких героев.

Таким образом, пока я не удостоверюсь, что встреченное существо слышит меня и может отвечать мне или другим, которые обращаются к нему с беседой, — я не могу окончательно решить, что оно действительно существует. Отныне я буду исследовать всех, встречающихся мне. Герой романа или иное создание мысли, как бы живо оно ни казалось, не может отвечать на вопросы, ибо не имеет души, не имеет реального центра сознания.

Когда я вижу странную форму дерева или животного, и могу его осязать, ибо чувства действуют здесь совершенно так же, как и на земле, я знаю, что она существует в тонкой материи астрального плана.

Я думаю, что все существа, которые я видел здесь, реальны, но если я встречу такое, которое не смогу осязать, и которое не сможет отвечать на вопросы, — тогда у меня будут данные для моей гипотезы, что частицы материи, из которых составляются мыслеобразы, имеют достаточную степень сцепления для того, чтобы казаться реальными.

Несомненно, что нет духа без субстанции, и нет субстанции без духа, скрытого или выраженного; но нарисованный человек может же казаться на далеком расстоянии самим человеком.

Могут ли здесь существовать сознательно преднамеренные мыслеобразы? Я думаю, да. Такая форма мысли должна быть очень интенсивна для того, чтобы сохраняться на продолжительное время.
 
 

"Вы были большим любителем книг на земле. Пойдемте".

Мы вошли в большое здание, подобное библиотеке, и у меня захватило дух от удивления. Меня поразила не архитектура здания, а количество книг и рукописей. Их, должно быть, было много миллионов.

Я спросил Учителя, все ли книги здесь. Он улыбнулся и сказал: "Неужели вам все еще мало? Вы можете выбрать все, что хотите".

Я спросил, как расположены книги — по предметам или иначе?

"Здесь есть определенный порядок, — ответил он. — Какую хотите вы?"

Я сказал, что хотел бы видеть книги, в которых записаны наблюдения над этой, все еще мало знакомой для меня страной.

Тогда он взял с полки объемистый том. Он был напечатан крупным черным шрифтом.

"Кто написал эту книгу?" — спросил я у него.

"Здесь есть подпись".

Я посмотрел в конце книги и увидел подпись, которую употреблял Парацельс.

"Когда он написал это?"

"Вскоре после переселения сюда. Это было написано между жизнью Парацельса на земле и его следующим воплощением".

Книга, которую я раскрыл, представляла собой трактат о духах человеческих, ангельских и элементальных. Она начиналась с определения человеческого духа, как духа, имевшего опыт жизни в человеческой форме; а элементальный дух определялся как более или менее развитое самосознание, не имевшее еще такого опыта.

Затем автор определял ангела, как дух высокой ступени, который не имел, вероятно, и в будущем не будет иметь таких переживаний в материи. Затем, он утверждал, что ангельские души разделяются на две резко отличающиеся группы — небесные и преисподние; первые принадлежат к тем ангелам, которые работали в гармонии с законами Бога, последние — к тем, которые работали против этой гармонии. Он говорит, что каждый из этих отделов необходим для существования другого; что если бы все были добрые, то вселенная прекратила бы свое существование; что и само добро перестало бы быть за отсутствием своей противоположности — зла.

Он утверждает, что в архивах царства ангелов есть указание, что добрый ангел сделался злым, а злой ангел сделался добрым, но что это были редкие случаи.

Далее он предупреждает те души, которые будут пребывать в той области, где он это писал, и в которой я нахожусь в настоящее время, чтобы они не вступали в сношение со злыми духами. Он заявляет, что в более тонких формах здешней жизни больше соблазнов, чем в жизни земной; что сам он был неоднократно осаждаем злыми ангелами, убеждавшими его соединиться с ними, и что их аргументы были иногда чрезвычайно благовидны.

Он продолжает, что во время своей неземной жизни имел частые общения с духами; и добрыми, и злыми; но что пока он был на земле, он никогда — насколько ему известно — не беседовал с ангелом из породы злых.

Он указывает своему читателю, что есть только один способ для определения, принадлежит ли существо здешнего тонкого мира к ангелам, или же только к человеческим или элементальным духам; отличить ангела можно только по большой силе сияния, окружающего его. Он говорит, что и добрые, и злые ангелы окружены чрезвычайным сиянием; но что между ними есть разница, заметная при первом же взгляде на их лица; что глаза небесных ангелов пылают любовью и разумом, тогда как смотреть в глаза ангелов преисподней чрезвычайно тяжело.

Он говорит еще, что для ангела тьмы возможно ввести в заблуждение смертного человека, явившись перед ним под видом ангела света; но что такой обман невозможен по отношению души, освободившейся от своего смертного тела.

Возможно, что я скажу еще более об этом в другой раз, а теперь я должен отдохнуть.
 
 

Моя собственная одежда похожа на ту, что я носил на земле, хотя раз, в виде опыта, остановившись мысленно на одной из своих прежних жизней, я облекся в одежду того времени.

Здесь ничего не стоит приобрести нужную одежду. Я не могу сказать, каким образом я приобретал то, что меня облекло при переходе сюда; но когда я начал обращать на эти вещи внимание, я увидел себя одетым так же, как и прежде.

Здесь много таких, которые носят костюмы древних времен, Но я не вывожу из этого, что они были все эти истекшие века здесь.

Может быть, они носят такую одежду потому, что она им нравится.

Как общее правило, большинство остается вблизи от тех мест, где они жили на земле; но я предпочел скитаться с самого начала. Я быстро передвигаюсь из одной страны в другую. Одну ночь (у вас это — день) я могу отдыхать в Америке, другую ночь — в Париже. Я нередко отдыхал на диване в вашей гостиной, а вы не знали, что я был там.

Хотя думаю, что вы, наверно, почувствовали бы мое присутствие, если бы я оставался так же долго около вас в состоянии бодрствования.

Но не подумайте из этого, что там необходимо прислоняться во время отдыха к твердой материи вашего мира. Совсем нет. Мы можем отдыхать на тонкой субстанции нашего собственного мира.

Однажды, после моего переселения сюда, я увидел женщину в греческом костюме и спросил, откуда она достала его. Она сказала, что сделала его сама. На мой вопрос — как? — она ответила:

"Я просто сделала образец в уме, и он превратился в мою одежду".

"Как вы его скрепляли? Застежками?".

"Не совсем так, как это делается на земле".

Тогда я взглянул пристальнее на нее и увидел, что ее одежда состояла из одного куска, подхваченного на плечах булавками с разноцветными камнями.

После этого я сам стал пробовать создавать вещи. Тогда-то мне и пришла идея облачиться в римскую тогу, но я никак не мог припомнить, какой у нее вид.

Когда вслед за тем я встретил своего Учителя и сказал ему о своем желании, он научил меня, как создавать одежду по своему вкусу: нужно представить себе ясно образец одежды, сделать его для себя видимым, а затем — силой желания облечь тонкой субстанцией ментального мира этот воображаемый образец. И тогда возникнет желаемая одежда.

"В таком случае, — сказал я, — субстанция ментального плана, как вы это называете, не та же самая, из какой состоит мое тело?"

"В конечном анализе, — ответил он, — материя одна и та же в обоих мирах; но в быстроте вибраций и в разреженности большая разница".

Субстанция, из которой сделана наша одежда, кажется очень тонкой, тогда как тела наши представляются довольно плотными. Мы совсем не чувствуем себя прозрачными ангелами, сидящими на влажных облаках. Если бы не быстрота, с которой я переношусь через пространства, я готов иногда думать, что мое тело так же плотно, как и прежде.

Я нередко могу видеть вас, и для меня вы кажетесь прозрачной. Я думаю. что это опять тот же вопрос о приспособлении к окружающей среде.

Вначале мне было трудно приспособлять количество энергии, необходимой для каждого определенного действия. Так, например, когда я вначале хотел подвинуться на короткое расстояние, — скажем, на несколько ярдов, — я оказывался за целую милю, до того мало усилия требует здесь передвижение, но в настоящее время я уже приспособился.

Я решил запастись большим количеством энергии для очень деятельной жизни на земле, когда я снова вернусь туда. Здесь же самая трудная задача для меня, это — писать посредством вашей руки; вначале это брало все мои силы, но теперь я чувствую все меньше сопротивления с вашей стороны, и мне приходится употреблять все меньшее усилие. И все же я не мог бы писать без перерыва, не употребляя в дело вашу жизненную силу, а этого я не хочу.

Вы, вероятно, заметили, что перестали утомляться после писания, как вначале.

Но я заговорил об отсутствии условностей в нашем мире. Мы приветствуем друг друга, но только когда хотим. Хотя я видел несколько старых женщин, которые боялись говорить с незнакомыми, но, вероятно, они были очень недолго здесь и еще не отделались от земных привычек.
 
 

О, это ужасное любопытство, заставляющее смотреть на ту вещь, которую мы принимали когда-то за себя! Оно возвращается от времени до времени с такой силой, что заставляет нас действовать как бы против воли и притягивает нас к ней, к этой вещи. Некоторыми оно завладевает подобно страшной одержимости, и они не могут освободиться от нее, пока остается малейший остаток плоти на тех костях, которые служили для них когда-то поддержкой.

Скажите им, чтобы они отбросили от себя всякую мысль о своем теле и переходили бы свободными в новую жизнь. Смотреть назад на прошлое бывает иногда очень полезно, но только не на эти разлагающиеся остатки прошлого.

Видеть в гробу возможно потому, что тело, которое мы носим теперь, светится в темных местах и в состоянии проникать через плотную материю. Я сам это делал, но решил никогда не возвращаться и не смотреть на это.

Я не хочу потрясать или огорчать вас — я хочу дать вам предупреждение. Это зрелище очень печальное, и возможно, что от многих душ, только что перешедших сюда, оттого и веет такой печалью. Они снова и снова возвращаются к тому месту, которого они не должны бы посещать.

Нужно вам знать, что когда мы усиленно думаем о каком-нибудь месте, мы немедленно переносимся туда. Наше здешнее тело так легко, что оно способно следовать за мыслью почти без всякого усилия. Скажите им, чтобы они не делали этого.

Однажды, проходя по аллее, — ибо у нас тоже есть деревья — я встретил высокую женщину в длинной черной одежде. Она плакала — ибо у нас тоже есть слезы. Я спросил ее, о чем она плачет, и она посмотрела на меня с невыразимой печалью.

"Я сейчас смотрела на это", — сказала она.

Мое сердце болело за нее — я знал, что она чувствует. Потрясение, которое испытываешь при первом посещении, повторяется снова и снова, ибо эта вещь становится все менее похожа на то, чем мы представляли себя при жизни.

Мне часто хотелось, из чистого научного интереса, спросить Ляйонеля, не возвращался ли он к своему телу; но я не спросил, из боязни внушить ему эту идею. Он полон такой беспокойной любознательности. Очень возможно, что у тех, которые переходят сюда в детском возрасте, меньше этого вредного влечения, чем у нас.

Нам следовало бы помнить во время земной жизни, что эта наша внешняя форма вовсе не мы сами, и тогда мы.не придавали бы ей такого преувеличенного значения.

Как общее правило, пробывшие здесь очень долго совсем не кажутся старыми. Я узнал от моего Учителя, что после некоторого времени старый человек забывает, что он стар; в нас заложена наклонность оставаться в мыслях молодыми, и это отражается на внешнем виде, так как здесь тела могут воспринимать именно ту форму, которая соответствует нашим мыслям. Закон ритма действует здесь как и везде; дети вырастают и могут даже достигнуть старости, если их сознание ожидает такую перемену; по большей части здесь встречаются люди во цвете лет, ибо существует наклонность или достигать расцвета, или возвращаться к нему, а за тем удерживаться в этом состоянии пока непреодолимое влечение к земле не возникнет снова.

Большинство здешних жителей не знает, что они жили много раз во плоти. Они воспринимают свою последнюю жизнь более или менее ясно, но все, что было раньше, кажется им подобным сну. Следует всегда сохранять память прошлого как можно яснее, это помогает строить будущее.

Люди, которые представляют себе ушедших своих друзей мудрыми и всезнающими, были бы очень разочарованы, если бы узнали, что в действительности потусторонняя жизнь есть лишь продолжение жизни на земле! Если земные мысли и желания направлялись к одним материальным радостям, они, по всей видимости, остаются такими же и здесь. Мне встречались настоящие святые, с тех пор, как я здесь; но они и в земной своей жизни обладали высокими идеалами, здесь же они могут неограниченно жить этими идеалами. Жизнь за пределами смерти может быть так свободна! Здесь нет той механической жизни, которая делает людей такими рабами на земле. В нашем мире человека задерживают только его мысли. Если они свободны — свободен и он. Но здесь немного людей с моим философским складом. Здесь больше святых, чем мыслителей, так как высочайший идеал большинства людей склоняет скорее к религиозной, чем к философской жизни.

Мне думается, что самый счастливый народ из всех людей, которых я здесь встречал, это — живописцы. Субстанция здешнего мира так легка и пластична, что она необыкновенно легко складывается в формы, творимые воображением. Здесь есть прекрасные картины. Некоторые из здешних художников стараются передать свои картины внутреннему зрению земных художников, и иногда им это удается; и тогда истинный творец радуется, что его товарищ на земле схватывает идею и осуществляет ее на полотне.

Не каждый способен видеть ясно, насколько вдохновленный им художник выразил его идею, ибо требуется специальный дар или специальная подготовка, чтобы видеть явления из другого вида материи, но дух вдохновителя улавливает мысль в сознании вдохновленного им художника и таким путем узнает, насколько его идея осуществилась на земле.

С поэтами то же самое. Здесь создаются прекрасные поэмы, и они отпечатлеваются в мыслях земных поэтов. Один из здешних поэтов сказал мне, что это легче достигается с короткими поэмами, чем с эпосом и драмами, для которых требуется продолжительное усилие. Приблизительно то же самое можно сказать и о музыкантах. Когда вы бываете в концертах, где исполняется прекрасная музыка, там вокруг вас, наверно, толпятся духи, любящие музыку и упивающиеся музыкальными гармониями. Земная музыка доставляет здесь много радости. Мы можем слышать ее. Но ни один из здешних любителей музыки не появится в месте, где барабанят и фальшивят. Мы предпочитаем струнные инструменты. Из всех земных влиянии звуки достигают легче всего в эту область жизни. Скажите это музыкантам.

Если бы они могли слышать нашу музыку! Я не понимал музыки на земле, но теперь мой слух приспособился. И мне кажется, что вы должны слышать нашу музыку так же, как мы вашу.

Вы, может быть, интересуетесь знать, где я бываю. Я очень люблю одно прелестное место в деревне, на склоне горы, недалеко от моего собственного города. Там вьется тропинка вокруг холма, и над самой дорогой стоит хижина. Иногда я остаюсь там подолгу и слушаю журчанье ручья, сбегающего с горы; высокие стройные деревья стали как братья для меня. Вначале и неясно различаю физические деревья; тогда я вхожу в маленькую хижину и ложусь на деревянную скамью, прислоненную к стене. Я закрываю глаза и особым усилием, или вернее устремлением, я делаюсь способным видеть мое любимое место. Но нужно прибавить, что это происходит в ночное время, когда мое тело излучает свет. При ярком солнечном освещении мы совсем не можем видеть, наш свет угашается резким солнечным светом.

Однажды я взял Ляйонеля с собой и оставил его в хижине, а сам удалился на некоторое расстояние. Взглянув на хижину, я увидал, что вся она светится необыкновенно красивым сиянием — сиянием самого Ляйонеля. Маленькое строение с остроконечной крышей имело вид жемчужины, освещенной внутри. Это было очень красиво.

После этого я пошел к Ляйонелю и сказал ему, чтобы он в свою очередь отошел в сторону, а я занял его место в хижине. Меня интересовало, увидит ли он то же самое. Когда он вернулся ко мне, я спросил его, что он видел, он воскликнул:

— Какой вы удивительный человек, отец! Как это вы сделали, что вся хижина светилась?

Тогда я убедился, что и он видел то же самое, что видел я.

Но сейчас я устал и пожелаю вам доброй ночи и приятных сновидений.
 
 

Мужчины и женщины приходят ко мне, чтобы я решил для них некоторые недоумения, касающиеся этики и других вопросов, приходят даже по случаю ссор. Вы, вероятно, думали, что здесь не ссорятся? Не только ссорятся, но и бывает продолжительная вражда.

Придерживающиеся различных религиозных взглядов приходят нередко в горячие столкновения. Появляясь сюда с теми же верованиями, с какими они были на земле, и получив возможность лицезреть свои идеалы и реально переживать свои чаяния, люди различных верований становятся здесь еще нетерпимей, чем на земле. Каждый убежден, что именно он прав, а другой ошибается. Особенно часто его встречается у вновь пришедших сюда. Через некоторое время они становятся гораздо терпимее, сосредотачиваясь внутри своей собственной жизни и наслаждаясь теми доказательствами и осуществлениями, которые каждая душа строит для себя.

Мне хочется дать вам пример, в каких вопросах приходится мне быть здесь "судьей".

Здесь есть две женщины, которые при жизни на земле были замужем за одним и тем же человеком. Первая женщина умерла, а затем ее муж женился на другой, и вскоре — через год или два — муж и вторая жена оба перешли сюда. Первая жена считает себя единственной женой своего мужа и следует за ним повсюду. Она утверждает, что он обещал встретиться с ней на небесах. Он же чувствует более склонности ко второй жене, хотя и к первой питает добрые чувства. Но ему надоедает то, что он назвал безрассудным безрассудством. Он сказал мне однажды, что желал бы отделаться от обеих для того, чтобы отдаться спокойно интересующим его изысканиям. Он часто искал моего общества, и обе женщины, не хотевшие расстаться с ним, приходили тоже ко мне. Однажды, когда они подошли ко мне втроем, первая жена задала мне такой вопрос:

— Этот человек — мой муж. Не должна ли эта другая женщина удалиться подальше и оставить его безраздельно мне?

Я спросил вторую жену, что она имеет сказать. Она ответила. что без мужа она будет здесь очень одинокой, и так как она имела его позднее, поэтому он принадлежит более ей, чем другой жене.

Мгновенно вспыхнула в моей памяти сцена между саддукеями и Христом, когда они задали ему подобный же вопрос, и я повторил Его ответ, насколько мог его припомнить: "Восставшие из мертвых не женятся и не выходят замуж, а пребывают подобно ангелам на небесах".

Мой ответ, по-видимому, поразил их, и они отошли, чтобы подумать над ним.

Мои собственные наблюдения над этим вопросом приводят к тому, что различие полов здесь так же реально, как и на земле, хотя выражается оно иначе.

Через несколько времени все трое пришли ко мне опять и сказали, что они по-новому пересмотрели свое затруднение: возможно, что эта новая точка зрения была ангельская, так как первая жена решила "предоставить" своему мужу проводить часть времени с той, другой женщиной, если это для него необходимо.

Но дело в том, что у мужа была другая нежная любовь к молодой девушке еще до встречи с обеими женами. Эта девушка тоже умерла, и у мужа явилось сильное желание разыскать ее здесь. Удастся ли ему это, я не могу сказать. Но положение его не из легких, и я думаю, что оно не составляет исключения. Хотя есть способ, посредством которого он мог бы отделаться от настойчивого общества своих жен и обеспечить за собой уединение; но он этого еще не знает. Знающий может уединиться здесь так же, как и на земле; он может построить вокруг себя стену, через которую его может увидеть только посвященный. Я не открыл этой тайны моему приятелю; но со временем я, может быть, и открою, если для его развития потребуется одиночество. Теперь же мне кажется для него полезнее приспособиться к этому двойному праву на него и найти, какая истина лежит в основе его затруднений. Может быть, он узнает, что в действительности, по существу он не "принадлежит" ни одной из этих женщин. Пребывающие здесь души начинают через некоторое время в такой степени любить свободу, что готовы и сами отступить от своих прав и претензий на чужую свободу.

Здесь можно расти, если у человека есть эта потребность; хотя мало кто пользуется этой возможностью. Большинство довольствуется тем, что усваивает земной опыт и земные переживания; и здесь люди теряют благоприятные возможности так, как они делали это во время своей земной жизни. Здесь есть учителя, всегда готовые помочь тому, кто желает их помощи для проникновения в тайны жизни — здешней, потусторонней и теряющейся в далеком далеком прошлом.

Если человек понял, что его недавнее пребывание на земле было лишь последним в длинном ряде его жизней, и если он сосредоточит свои мысли на восстановлении в памяти далекого прошлого, он может вспомнить эти жизни. Многие могут думать, что достаточно одного освобождения от материальной завесы, чтобы освободить душу от всякого помрачения; но как на земле, так и здесь, — все происходит так или иначе не оттого, что оно должно бы быть таковым, а оттого, что оно есть таково.

Мы притягиваем к себе переживания, для которых мы созрели, и на которые у нас есть запрос; но большинство душ предъявляют здесь слишком малые запросы, так же, как это они делали на земле. Скажите им, чтобы они требовали больше, и жажда их будет удовлетворена.
 
 

Каждый человек строит для себя свой собственный ад.

Да, я уверен, что люди помещают сами себя в ад, что не Бог туда их посылает. Я начал искать ада из огня и серы и не нашел такого. По всей вероятности, Данте видел то же, что и я. Но существуют другие, индивидуальные виды ада.

(Писание внезапно остановилось по непонятной для меня причине и более не возобновлялось в этот вечер).
 
 

На земле ее уверяли, что он умер, и убедили полюбить другого; но она не могла забыть его, так как каждую ночь он встречал ее душу во время сна, каждую ночь она появлялась к нему сюда и иногда могла припомнить, пробуждаясь, все, что он сказал ей во время свидания.

Она сказала ему, что недолго останется в солнцем освещаемом мире и придет к нему сюда в самосветящийся мир.

Несколько времени тому назад она, наконец, явилась. Он давно поджидал ее и построил из вещества этого мира маленький дом, какой мечтал устроить для нее на земле.

Он рассказал мне, как однажды ночью, явившись к нему во сне, она заявила, что соединится с ним завтра.

Он был поражен и почти готов остановить ее, так как его смерть была внезапная и очень мучительная, а он боялся страданий для нее. Он всегда охранял ее, стараясь предупредить о каждой опасности; но на этот раз он почувствовал, когда первое потрясение прошло, что она действительно перейдет к нему. Он был очень счастлив.

Здесь он не искал новой любви, ибо, когда покидаешь землю с одной большой любовью, и когда земная возлюбленная не забывает ушедшего, связь может сохраняться на долгое время, не ослабевая. Вы, оставшиеся на земле, забыли все пережитое здесь и потому не знаете, какое счастье приносит нам ваше воспоминание, не понимаете, как нам тяжело ваше забвение.

Хотя бывает часто, что более всего развиваются в духовности как раз те, которых забывают на земле любимые люди; но тем не менее, грустно быть забытым.

Вы вызываете в нас силу, предоставляя нас самим себе; но эта сила дается тяжело, и далеко не все души готовы для того, чтобы воспользоваться вынужденным одиночеством с целью быстрее подниматься по лестнице духовного знания.

Но вернемся к интересующей нас паре. Весь тот день он оставался около нее. Он не мог видеть ее тела, ибо лучи солнца были слишком ярки для него, но после долгого ожидании он почувствовал ее руку в своей руке и, хотя она была невидима для него, он знал, что она здесь. И он заговорил с нею, употребляя земные слова. Но она, казалось, не понимала его. Он заговорил с ней снова, но она все не отвечала, хотя по пожатию его руки он знал, что она сознает его присутствие. И так стояли они рука в руку в темноте солнечного освещения: он — способный говорить благодаря своему долгому опыту в мире тонких звуков, она — безмолвная и растерянная, но продолжающая держаться за его руку.

Когда лучи солнца погасли, он начал видеть ее лицо и ее глаза, широко раскрытые и испуганные. Они продолжали оставаться в комнате, в которой лежало ее безжизненное тело. Было лето, и окна были раскрыты. Он старался увлечь ее в простор душистой ночи, которая для них представляла день, но она удерживала его за руку и не хотела удаляться. Под конец ему удалось увлечь ее на некоторое расстояние; теперь она услыхала его и ответила.

— Возлюбленный, — сказала она, — которая же из двух я? Я вижу себя — я чувствую себя — и там тоже я, Я словно в двух местах. Которая же из двух — настоящая я?

Он утешал ее словами любви. Он боялся приласкать ее, ибо прикосновение душ чрезвычайно сильно, и он боялся, чтобы она не возвратилась к той покинутой форме, и не настала бы новая разлука.

Но хотя она часто приходила к нему во сне, теперь это было иначе, гораздо жизненнее, и он почувствовал, что она действительно переступила через великую перемену.

Она продолжала держать его за руку и в то же время не хотела удаляться от "той вещи". Он оставался с ней всю ночь и весь следующий день, когда засияло солнце, и он снова перестал видеть ее.

В течение этого дня друзья его возлюбленной нарушали покой ее тела, проделывая над ним то, что нужно для живых и только тревожит мертвых. Он оставался с ней вторую ночь и второй день. Он слышал рыдания ее огорченных родителей, хотя они не могли видеть ни его, ни свою дочь; но во вторую ночь маленькая собачка его возлюбленной вбежала в комнату, где лежало ее тело, увидала их и начала жалобно визжать. Они оба слышали этот визг. Теперь она яснее слышала, когда он заговаривал с ней.

— Куда увезут они "это"? — спросила она его.

Тогда он вспомнил минуты, когда сам стоял, как зачарованный, около своей безжизненной формы, над которой его возлюбленная проливала горькие слезы. И он начал ее уговаривать удалиться совсем; но ей казалось, что она не может. На третий день она взволновалась, когда они укладывали в гроб ее тело. В то же время он почувствовал — видеть он не мог — целую толпу, собравшуюся в комнате, и услышал похоронную музыку. Музыку гораздо легче слышать, чем человеческие голоса; для того, чтобы расслышать последние, нужна хорошая подготовка.

В это время его возлюбленная была в тяжелом волнении, которое передалось и ему; они начали подвигаться медленно — невыносимо медленно — и он сказал ей: "Не огорчайся, они хотят похоронить "это"; но ты в безопасности со мной".

Небеспричинно над домом смерти чувствуется какая-то странная невыразимая тишина, которая не может быть объяснена одной печалью оставшихся. Они чувствуют присутствие души, ушедшей из мира, хотя и не могут видеть ее. Их собственные души оберегают невольно эти первые минуты ее смятения. Перемена не была бы так мучительна, если бы переходящий в иной мир помнил, что это случалось с ним и прежде: но мы так легко забываем. Иногда мы называем землю "Долиной забвения".

В течение последующих дней и недель этот человек оставался около своей возлюбленной, все время стараясь отвлечь от земли и от "этого", привлекавшего ее так же, как и многих, мучительной тягой.

Я узнал здесь, что души, прожившие долгое время на земле, отрываются гораздо легче, но этой женщине было около 30 лет, и ей трудно было освободиться даже с помощью своего возлюбленного.

Но в один прекрасный день, или ночь, по-вашему, он ввел ее в тот дом, который приготовил для нее на небесах, и они стали жить там. Иногда он покидает ее на короткое время, а иногда она; ибо радость совместного пребывания усиливается здесь так, как и на земле, благодаря временной разлуке. В течение первых дней она испытывала время от времени голод, и он старался утолить его, предлагая ей различные вещества здешнего мира. Постепенно она отвыкла от земли и от земных привычек и только изредка, во сне, возвращалась к своим родителям.

Не оставляйте никогда без внимания снов, касающихся умерших людей. Такие сны имеют всегда какой-нибудь смысл. Они передают не всегда верно, ибо дверь между обоими мирами чрезвычайно узка, и мысли часто искажаются, переходя из одного мира в другой. Но не забывайте, что мы, все же можем общаться с вами этим путем. Я являлся к вам во сне, стоя за решеткой окруженного стеной сада, в котором вы были заключены. Я улыбался и делал знак, чтобы вы подошли ко мне; но я вовсе не хотел, чтобы вы остались здесь со мной. Я хотел, чтобы вы пришли сюда в духе; хотя для меня легче, чем для вас, переходить в наш мир.

Доброй ночи.
 
 

Я как то говорил вам, что встречаю здесь больше святых, чем философов, и мне хочется рассказать вам о человеке, который производит на меня впечатление неподдельного святого. Да, здесь есть маленькие святые и большие святые, так же, как есть маленькие и большие грешники.

Однажды я шел по вершине горы. Я говорю "шел", хотя передвижение делается здесь без всяких усилий, но это почти то же самое.

На вершине горы я увидал человека, стоявшего в одиночестве. Он смотрел вдаль, но я не мог видеть то, на что он смотрел. Он был сосредоточен и был в общении с самим собою или с кем-то, кого я не мог видеть.

Я ждал некоторое время. Под конец, глубоко вздохнув, ибо мы дышим здесь, он повернулся ко мне и сказал с доброй улыбкой:

— Не могу ли я вам служить, брат?

Я был смущен, чувствуя, что, может быть, помешал какому-то невидимому для меня общению.

— Если это не слишком смело с моей стороны, — сказал я, — я бы попросил вас сказать мне, о чем вы думали, стоя здесь и глядя в пространство?

Я чувствовал, что этого не следовало делать; но мое серьезное желание научиться всему, доступному для меня, заслуживало прощения, и меня прощали.

У этого человека было прекрасное лицо без бороды и юношеский огонь в глазах. Одежда его говорила, что он очень мало думает о своей внешности.

Он посмотрел на меня молча и затем сказал:

— Я стремился приблизиться к Богу.

— А что есть Бог? — спросил я. — И где Бог?

Он улыбнулся. Я никогда не видал такой улыбки.

— Бог всюду, — ответил он. — Бог есть.

— Что же он такое? — настаивал я, и снова он повторил, но уже с другим ударением:

— Бог есть.

— Что же вы хотите этим сказать? — спросил я.

— Бог есть, Бог есть, — повторил он.

Не знаю, каким путем передалось мне значение его слов, может быть путем симпатии, но в моем сознании внезапно вспыхнуло, что когда он говорил "Бог есть", он хотел выразить полнейшее осуществление Бога, какое только возможно для духа; а когда он говорил "Бог есть", он хотел этим выразить, что ничего и не существует, кроме Бога.

По всей вероятности, на моем лице отразилось то, что я чувствовал, судя по следующим словам святого:

— Разве вы сами не знаете, что Он есть, и что всё, что существует, есть Он?

— Я начинаю чувствовать, что вы подразумеваете, — ответил я, — хотя сам я могу чувствовать лишь очень слабо.

Он улыбнулся и ничего не ответил; но во мне роились вопросы.

— Когда вы были на земле, много думали вы о Боге? — спросил я.

— Всегда. Я очень мало думал о чем-нибудь другом. Я искал Его всюду, но только по временам вспыхивало во мне сознание о Его истинной сути. Иногда, когда я молился — а я молился много — во мне возникал внезапный вопрос: чему ты молишься? И тогда вырывался громкий ответ: Богу! Я молюсь Богу! Но хотя я молился ему ежедневно в течение многих лет, только временами вспыхивало во мне истинное сознание Бога. Но настал час — я был тогда один в лесу — когда пришло великое откровение. Оно пришло не в виде определенных слов, но скорее как безмолвное и безобразное чудо, слишком великое для ограниченной мысли. Я упал на землю и, вероятно, потерял сознание, так как через некоторое время — как долго, я не знаю — я пробудился и, поднявшись с земли, стал смотреть вокруг. И тогда я постепенно вспомнил пережитое; оно оказалось слишком велико, не по силам моим, когда я его испытывал.

— Выразить в словах это великое, слишком великое для моей смертной природы, я сумел только в таких словах: "Все, что есть — есть Бог". Это казалось так просто, а между тем эта простота должна включать и меня самого, и всех существ — людей и животных; и даже деревья, и птицы, и реки должны быть частью Бога, если Бог есть все.

— С этой минуты жизнь получила для меня новое значение. Я не мог видеть человеческого лица, чтобы не вспомнить откровения — не вспомнить, что это человеческое существо есть часть Бога Когда моя собака смотрела на меня, я говорил ей: "Ты тоже часть Бога". Когда я стоял на берегу реки и слушал шум воды, я говорил себе: "Я слушаю голос Бога". Когда кто нибудь из моих ближних сердился на меня, я спрашивал себя: "Чем мог я оскорбить Бога?". Когда кто-нибудь обращался ко мне с любовью, я говорил: "Теперь Бог любит меня", и от этого сознания у меня захватывало дух. Жизнь становилась невообразимо прекрасной.

Я был так погружен в Бога и так стремился найти Его, что мало думал о своих ближних и пренебрегал даже теми, которые были всего ближе ко мне; но с этого дня, и начал сближаться с моими братьями. И я убедился, что чем больше я искал Бога в них, тем чаще Бог отвечал мне через них. И жизнь становилась все более чудесной и прекрасной.

Иногда я старался передать другим то, что я чувствую, но они не всегда понимали меня. И тогда я начал постигать, что Бог намеренно, по причине, известной Ему одному, скрывал Себя за покровами. Может быть для того, чтобы радоваться, разрывая их? Если так, я решил помочь Ему, насколько у меня хватит сил, и я стремился помочь другим людям познать Бога, насколько я сам познал Его. В течение многих лет учил я людей. Вначале мне хотелось учить всех. Но вскоре я убедился, что это невозможно, и тогда я избрал немногих, которые назвали себя моими учениками. Я просил их не говорить, что они мои ученики, но убеждал их передавать другим то знание, которое я давал им. И, таким образом, не я один, а многие приобщались к тому чуду. которое было передо мной раскрыто в тот день, когда я стоял в одиночестве, в лесу, и пробудился к знанию, что Бог есть. Бог есть".

Сказав это, святой повернулся и оставил меня со всеми моими неудовлетворенными вопросами. Я хотел спросить его, когда и как он покинул землю, и какое дело он делает здесь, но он ушел.

Может быть, я увижу его снова когда-нибудь. Но увижу я его или не увижу, он дал мне нечто, что я, в свою очередь, отдаю вам. как он сам хотел отдавать свое знание миру.
 
 

Конечно, и здесь много дела; но хотя я и намереваюсь вернуться в земной мир через некоторое время, я чувствую, что здесь у меня будет время для знакомства с собой. Я стремился к этому и на земле, более или менее; но здесь меньше спроса на меня. Хотя бы облегчение в процессе одевания и раздевания и отсутствие нужды зарабатывать для себя или для других.

Ввиду здешнего досуга, я собираюсь в течение нескольких лет не только приобрести общие познания — познакомиться с условиями этого четырехмерного мира, но и пройти в обратном порядке все мои прежние жизни и усвоить все, чему я научился в них. Я хочу сделать полный синтез опытов моего эго, вплоть до настоящего срока, чтобы вывести из этого синтеза, что я смогу делать в будущем по линиям наименьшего сопротивления. Я думаю, — хотя я еще не вполне уверен — что я могу принести с собой многое из этих знаний, когда снова вернусь на землю.

Я постараюсь известить вас в свое время, когда, и приблизительно, где найти меня. Чего же вы испугались? Это будет еще не скоро. Я мог бы, вероятно, ускорить свое возвращение, но это было бы немудро, потому что я не мог бы вернуться с таким размером сил, какого я хочу. Так как действие и противодействие противоположны и равны, и "эго" человека способно развивать только определенное количество энергии в данное время, поэтому лучше для меня оставаться в условиях этой легкой материи, пока я не соберу достаточно энергии для того, чтобы вернуться назад очень сильным. Но я не поступлю так, как делает большинство душ: они остаются здесь, пока не устанут от этого мира так же, как раньше они уставали от земной жизни, после чего они устремляются назад почти бессознательно непреодолимой силой ритмического прилива и отлива. Я же хочу руководить этим ритмом.

С тех пор, как я здесь, один из тех, кого я знаю, вернулся на землю. Он был уже совсем готов, когда я впервые нашел его. Самое странное было то, что он сам не понимал своего состояния. Он жаловался на усталость и на потребность частого отдыха. Это был, по всей вероятности, естественный инстинкт, чтобы подготовиться к верховному усилию еще раз раскрыть двери материи. Легче войти сюда, чем перейти из этого мира в ваш мир.

Я знаю, где теперь находится эта душа: мне сказал Учитель. Меня это удивило, так как человек, о котором идет речь, не должен бы, по моему мнению, интересовать Учителя. Но кто знает? Возможно, что в ближайшей своей жизни он соприкоснется с их учением.

Но я хотел говорить о здешних досугах. Мне хотелось бы, чтобы и у вас было больше досуга. Я не говорю о лени, но о пассивном состоянии ума, которое имеет такое же значение, как и активное состояние. Только когда вы пассивны, можем мы достигать вас. Если ваше тело и ум постоянно заняты, нам трудно повлиять на вас отсюда. Найдите немного времени, чтобы ежедневно совсем ничего не делать; в таком случае подсознательные части вашего ума начнут работать. Они напомнят вам, что существует внутренняя жизнь, ибо внутренняя жизнь, которая доступна вам на земле, есть настоящая точка соприкосновения с миром, в котором живем.

Я уже говорил вам, что оба мира соприкасаются, и они соприкасаются через внутренний мир. Вы входите внутрь, чтобы выйти наружу. Это парадокс, но парадоксы заключают большие истины. Противоречия — не истины, но парадокс не есть противоречие.

Существует большая разница во времени, в течение которого люди остаются здесь. Вы говорите о тоске по родине. Здесь есть души, которые испытывают такую тоску по земле. Они иногда возвращаются почти немедленно, но это большая ошибка. За исключением очень молодых, не использовавших энергии, сохранившейся от последней жизни, слишком быстрое возвращение назад лишает душу силы сопротивления.

Как ни странно, а здесь можно встретить таких, которые тоскуют по земле, вроде того, как некоторые земные поэты и мечтатели тоскуют по внутренней жизни.

Это употребление терминологии "внешний и внутренний" может показаться неясным; но следует помнить, что вам нужно войти внутрь себя, чтобы достигнуть нас, а нам нужно выступить из себя, чтобы достигнуть вас. В нормальном состоянии мы переживаем здесь то, что можно назвать субъективной жизнью. Мы становимся все более и более объективными, по мере того, как приближаемся к вашему миру; вы же становитесь все более субъективными, по мере того, как приближаетесь к нашему миру. Если бы вы это ясно сознавали, вы могли бы почти во всякое время навещать нас на несколько мгновений — при условии достаточно глубокого проникновения в самого себя.

Спешить не следует, это нужно ясно запомнить. То, что вам не удастся сделать в этом году, вы можете сделать в следующем. Но если вы будете торопиться и постоянно бросаться в разные стороны, вы немногого достигнете в этой работе. Вечность достаточно продолжительна для полного развития человеческого "эго". Она как будто бы предназначена для этой цели. Изречение "цель жизни есть жизнь" кажется мне очень верным с тех пор, как я имел возможность исследовать вечность с новой точки зрения. Эта точка зрения дает новый взгляд на время и вечность. Я теперь вижу то, чего раньше не видел: что я, в сущности, никогда не тратил времени даром. Даже все мои ошибки были ценной частью моего опыта. Мы теряем, чтобы приобретать снова. Мы вступаем и выступаем из круга силы приблизительно так же, как входим и выходим из жизни, чтобы научиться тому, что в ней и что вне ее. И в этом, как и во всем остальном, целью жизни является сама жизнь.

Не спешите. Человек может вырасти постепенно в силу и знание, или же может взять их усилием. Воля свободна. Но постепенный рост не имеет такого могучего воздействия, как свободное усилие.
 
 

Часто говорят: "Если бы я мог снова пережить свою жизнь, я поступал бы так-то и так-то". В действительности, нельзя вновь переживать ту же жизнь, как нельзя сердцу вернуться вспять и снова сделать прежний толчок, но можно приготовиться для ближайшей жизни. Предположим, что вы испортили ваше существование. Большинство людей повинно в этом, если смотреть с точки зрения их высшего идеала; но каждый человек, умеющий думать, должен усвоить некоторый опыт, который он и может унести с собой. Он может, вернувшись в солнечный свет другой земной жизни, не помнить подробностей своего прежнего опыта, хотя некоторые люди в состоянии помнить, благодаря достаточной подготовке и сосредоточенной воле; но наклонности каждой данной жизни, ее побуждения и желания переносятся почти во всех случаях в следующую жизнь.

Вы должны отвыкнуть от привычки смотреть на настоящую жизнь, как на единственную; отвыкнуть от мысли, что жизнь за гробом будет бесконечным существованием в одном состоянии. Вы не смогли бы вынести бесконечного существования в тонкой материи внутреннего мира так же, как не могли бы вечно жить в той плотной материи, в которой вы заключены сейчас. Вы почувствовали бы утомление. Вы не выдержали бы этого.

Овладевайте вполне идеей ритма. Все существа подчинены закону ритма, даже боги, хотя в более грандиозной форме, чем мы, с более значительными периодами прилива и отлива.

Мне не хотелось оставлять землю. Я боролся до конца, но теперь я вижу, что мой уход был неизбежен. Если бы я начал свою борьбу раньше, я подготовлял бы свое судно для более продолжительного плавания; но когда весь уголь и вся вода вышли, необходимо было войти в гавань.

Возможно снабдить даже маленькую ладью для более продолжительного жизненного странствования, чем назначенные 60-70 лет; но в таком случае нужно быть экономным с углем и не расточать воды. Найдутся люди, которые поймут, что вода есть влага жизни.

Многим не нравится мысль, что жизнь после смерти не есть вечно длящееся движение вперед в духовных мирах; хотя очень мало кто из протестующих имеет понятие, о чем они говорят, когда толкуют о духовных мирах.

Вечно длящаяся жизнь возможна для всех душ — это так; но невозможно двигаться в одном направлении. Эволюция идет по кривой. Вечность есть круг, змей, поглощающий собственный хвост. Пока вы не согласны входить и выходить из плотной материи, вы никогда не научитесь преодолевать материю. Есть люди, которые могут оставаться в ней и выходить из нее по собственной воле и притом настолько, насколько они сами захотят, но это не те, которые убегают от жизни в форме.

Я в прежнее время боялся того, что называл смертью. Здесь есть такие, которые боятся того, что они называют смертью: новое рождение в земной мир. Здесь много таких, которые так же мало знают о ритме, как большинство на нашем берегу. Я встречал мужчин и женщин, которые даже не знали, что они снова вернутся на землю, которые рассуждают о "великой перемене", как люди земли рассуждают о смерти и обо всем, что находится по сю сторону, как о "недоказанном и даже не подлежащим доказательству". Как видите, это очень трагично, хотя и нелепо.

Когда я в свое время узнал, что скоро умру, я решил унести с собой и память, и философию, и разум.

А теперь я хочу сказать вам нечто, что, может быть, удивит вас. Есть некто, написавший книгу, озаглавленную "Закон Психических Феноменов", и в этой книге говорится о двух частях ума, которые он назвал субъективной и объективной. Он говорит, что субъективный ум не способен на индуктивное рассуждение, что субъективный ум примет любую посылку, данную ему объективным умом и, исходя из этой посылки, может рассуждать с безукоризненной логикой; но что он не может проникнуть за посылку, что он не может рассуждать в обратном направлении.

Теперь я должен напомнить вам, что в том состоянии материи, в котором нахожусь я, люди ведут преимущественно субъективную жизнь, как люди на земле живут преимущественно объективной жизнью. И так как люди находятся здесь в субъективном состоянии, они и рассуждают, исходя из посылок, уже данных им в течение их объективного существования на земле. Вот почему большинство из проживающих в западных странах, где идея ритма или возрождения не популярна, переходят сюда с установившейся идеей, что они более не вернутся в земную жизнь. Они продолжают рассуждать, исходя из данной им посылки.

Конечно, ваше представление о невидимых мирах не изменит сути вещей. Те, которые не верят в новые рождения, не могут из бежать ритма возрождения; но они держатся за свое верование, пока отлив ритма не подхватит их и не заставит погрузиться снова в физическую материю, неподготовленными и не уносящими с собой почти никакого воспоминания о жизни в этом мире. Сюда они принесли воспоминания о земной жизни только потому, что ожидали подобного перенесения памяти.

Многие жители Востока, которые всегда верили в перевоплощение, вспоминают свои прежние жизни потому, что они были уверены в возможности помнить их.

Да, когда я понял, что вскоре должен буду покинуть землю, и наложил на себя зарок. Я порешил сохранить воспоминания одинаково и о моем вступлении сюда и о моем последующем выступлении отсюда. Конечно, я не могу поклясться, что буду все помнить, когда вернусь снова в физическую материю; но я принял его решение и уверен, что достигну некоторого успеха, если мне только удается найти подходящую мать. Она будет подходящей, если и ей будет близка мысль о возрождении, и, в особенности, если она знала меня в моей последней земной жизни как ***, чтобы я мог заявить ей в детстве, что я и есть тот самый ***, которого она знала, и чтобы она не журила меня и не загоняла моих воспоминаний внутрь своими сомнениями.

Я уверен, что многие дети приносят воспоминания о своей здешней жизни, но что эти воспоминания теряются впоследствии благодаря постоянному внушению, что они впервые видят земной мир, что они вновь созданы и так далее.

Вечность на самом деле неизмерима, и миры, в которых мы живем, заключают в себе несравненно больше того, что может сниться обыкновенным учителям наших детей.

Если бы только могли схватить вы идею бессмертной жизни и крепко держаться за нее! Если бы вы мыслили себя, как существо без начала и конца, — вы могли бы начать много нового, стоящего усилия. Это удивительное сознание — уверенность в вечности. Малые трудности кажутся на самом деле малыми тому, кто мы слит о себе в размерах миллионов лет. Можно прибавлять биллионы, триллионы, — сколько хотите — идея останется та же. Цифры являются лишь символом большого количества, будь это годы или денежные знаки. Ни один миллионер не знает в точности, сколько у него денег в данное время; ибо следует причислить и проценты, и потому его стоимость всегда колеблется. То же самое и с бессмертием. Не думайте о себе, что вы прожили миллион или триллион лет, но думайте, что вы воистину бессмертны, без начала и без конца. Человек, сознающий себя богатым, богаче того, который определяет сумму своих денег, будет ли эта сумма велика или мала. Сохраняйте же сознание вечности и работайте в этом сознании.

На сегодня довольно.
 
 

Обыкновенный медиумизм, когда организм более или менее нездоровой земной личности раскрывается безразлично для каждого духа, и дурного, и хорошего — не имеет ничего общего с вашим положением. В данном случае, я, бывший вашим другом на земле и перешедший сюда раньше вас, возвращаюсь, чтобы передать вам свои знания, приобретенные в посюсторонней области.

Я не делаю никаких отверстий в вашей нервной системе, через которые нежелательные и дурные силы могли бы проникнуть и овладеть вами. Кроме того, если бы и была такая попытка, я бы не допустил ее, ибо теперь мне известны средства, благодаря которым я мог бы сохранить вас от того, что называется медиумичностью. Более того, я советую вам никогда, несмотря ни на какие просьбы, не давать своих сил на спиритических сеансах. Странствующие духи так называемого невидимого мира не имеют никакого права проникать в ваш организм только потому, что его внутреннее строение* допускает такое вторжение: совершенно так же, как уличная толпа не имеет права врываться в ваш дом только потому, что среди этой толпы есть любопытные, голодные и иззябшие. Не позволяйте этого. Сношение со мной — другое дело: оно исключительно и основано не на личном желании или любопытстве.

__________
Астральные органы чувств разобщены от физических предохранительной тканью, которая может быть повреждена благодаря искусственному раскрытию психических сил, и тогда влияния из астрального мира могут легко проникать в человека. См. об этом в статье Ч. Ледбитера: "Развитие оккультных сил", в № 5-6 "Вестника Теософии" за 1914 г. или в его книге "Внутренняя жизнь".

Многое изменилось с тех пор, как я начал писать через вас. Вначале я пользовался вашей рукой извне — иногда, как вы помните, с такой силой, что на другой день она болела у вас. Затем, познакомившись с доступными мне средствами, я попробовал другой метод, и вы заметили перемену в характере самих записей. Они начались с неуклюжих больших букв и только постепенно становились яснее и отчетливее, по мере того, как усовершенствовался мой контроль над вашей рукой.

В самое же последнее время я попробовал новый метод. Я проникаю в ваш ум, становлюсь в совершенную телепатическую связь с вашим мышлением, запечатлевая в нем то, что хочу сказать вам. Чтобы писать успешно таким образом, вы должны добиться полной пассивности, погасить ваши собственные мысли и отдаться моим мыслям; но ведь вы делаете это ежедневно, когда читаете интересную книгу. Вы отдаете ваш ум автору, который ведет вас, захваченную и пассивную, по путям его мышления.

Эти опыты усовершенствования способов нашего общения были очень интересны для меня.

Скажите вашему другу, что я не принадлежу к легкомысленным исследователям. В течение своей жизни на земле я принадлежал к таким исследователям, для которых важнее всего истина, и я никогда не злоупотреблял никаким человеческим существом и, конечно, не начал бы с вас, моего верного друга и ученицы.

Точно так же никогда не позволю я себе вмешиваться в вашу жизнь, в ваши занятия и в вашу работу. Когда я странствовал по земле, я никогда не считался опасным человеком; мои свойства не изменились оттого, что я переменил одежду.

Мне необходимо нечто передать миру. В настоящее время — вы единственное лицо, способное служить для меня секретарем. Вопрос не в том, нуждаюсь ли я в вашем писании, и даже не в том, хотите ли вы писать, но в той пользе, которую мы можем принести миру. Я думаю, что польза есть. Вы думаете, что она возможна. Такие-то и такие-то выражают свои сомнения и опасения. Помочь этому я не могу, не можете и вы.

Господь с ними! Почему им так хочется накрепко запереть за мною дверь? Я, конечно, не испорчу их потусторонних дел. Несомненно, что и вы не получите иной награды за ваш труд, кроме покачивания премудрых голов и улыбок превосходства, или же уверения научно настроенных людей, что я — ваше собственное "подсознательное мышление".

Нужно только, чтобы вы не огорчались, иначе я не смогу писать через вас. Ваш ум должен быть так же спокоен и невозмутим, как озеро в тихую погоду, иначе не выйдет ничего.

Передайте им мой любящий привет.
 
 

Перед отправлением в путь я не знал, что микадо умер. Меня взял с собой мой Учитель, предупредив, что произойдет нечто, что мне следует увидеть.

Его предвидение оправдалось. Я увидал большую душу, освободившую себя самоубийством. Это было грустное и страшное зрелище.

В то время, как я писал это, Учитель приблизился ко мне и посоветовал не говорить больше об этом.

Здесь можно увидеть ужасающие вещи, так же, как и прекрасные. Относительно самоубийств я могу сказать только одно, что если бы люди знали, что ожидает самоубийц, они оставались бы до конца, несмотря на самые тяжелые условия.

Появление Учителя и его совет лишили меня на время желания писать. Я приду позднее.

Мне удалось сделать то, что вы желали — найти мальчика, который недавно утонул.

В то время, как вы смотрели на его портрет, я увидал его отражение в ваших глазах и унес с собой воспоминание о его наружности. Я нашел его в состоянии большого смятения. Когда я заговорил с ним о вас и о вашем желании, чтобы я помог ему, он казался удивленным. Мне удалось оказать ему некоторую помощь, хотя у него есть здесь друг, старый человек, который гораздо ближе к нему, чем я. Я бы на вашем месте не пробовал входить с ним в сношения через меня; он идет по другому пути, и у него здесь надежные друзья. Его состояние требовало отвлечения, и я указал ему на времяпровождение, одинаково и приятное, и поучительное для него.

Вы удивляетесь выражению "времяпровождение"? Но время существует здесь. Пока есть последовательность, есть и время. Возможно, что придет "время", когда все вещи будут существовать одновременно — прошлое, настоящее и будущее. Но пока прошлое, настоящее и будущее отличаются друг от друга, до тех пор есть и время. Это не более, как явление последовательности.

Внутренно, в своей собственной глубине, можно найти место безмолвия, где все вещи кажутся существующими одновременно в гармонии, но как только душа начинает рассматривать вещи в отдельности, немедленно возникает и последовательность.

Слияние со всем есть нечто иное. Для него времени не существует; но как только начинаешь соединять себя с отдельными вещами или сознавать их, немедленно проявляется и время.
 
 

— Вы, вероятно, здесь недавно?

— Да, недавно.

— И вы еще не знаете, что мы освещаем то пространство, где находимся? Субстанция, из которой состоят наши тела, светящаяся. Как же они могут отбрасывать тень, если свет излучается из них самих по всем направлениям?

— А при солнечном свете? — спросил я.

— О, — ответил он, — при солнечном свете мы совсем не можем быть видимыми. Свет солнца слишком резок, и он погашает свет, исходящий из духов.

Может быть, вас удивит, что я чувствую сейчас теплоту от горящих дров в вашем камине? В горящем дереве есть магия. Сгорание каменного угля производит совсем другое влияние на психическую атмосферу. Если бы человек, не имевший никаких видений и обыкновенно не чувствительный к более тонким ощущениям и к сношениям с невидимым миром, попробовал медитировать в течение одного или двух часов ежедневно перед горящими дровами, его внутреннее зрение раскрылось бы для вещей, о которых он не имел ни малейшего представления.

Жители Востока, которые поклоняясь своему Богу, зажигают огни, делают мудро, и перед ними открывается многое, невидимое иначе. Огонь горящего воска имеет также магическое влияние, хотя не такое, как горящее дерево. Попробуйте посидеть вечером без другого освещения, кроме восковой свечи, и посмотрите, какие видения появятся из "пустоты".

Я давно вам не говорил о Ляйонеле. Его теперь интересует больше всего мысль о приискании семьи инженера, в которой он мог бы родиться вновь.

— Почему ты так спешишь покинуть меня? — спросил я его, когда он впервые заговорил об этом.

— Но я и не думаю покидать вас совсем, — ответил он, — я буду приходить к вам во сне.

— Только не в начале, — сказал я ему, — ты будешь как бы в тюрьме, слепой и глухой, в течение долгого времени, и сможешь приходить ко мне сюда, может быть, уже после того, как я снова вернусь на землю.

— В таком случае, почему же вам не вернуться вместе со мной? — спросил он. — Скажите, отец, почему бы нам не родиться близнецами?

Эта мысль показалась мне до того нелепой, что я от души рассмеялся; но Ляйонель возразил с полной серьезностью:

— Но ведь существуют же близнецы! Я сам знал двух братьев-близнецов, когда жил в Бостоне.

Но в мой план совсем не входит быть, по возвращении на землю, чьим-нибудь близнецом, и потому я сказал Ляйонелю, что если он желает пользоваться моих обществом, он должен оставаться спокойно там, где находится сейчас.

— Но отчего бы нам не вернуться вместе и быть двоюродными братьями или, по крайней мере, соседями? — настаивал он.

— Может быть, это и возможно, — сказал я ему, — если ты не испортишь всего излишней поспешностью.

Меня удивляет этот мальчик. В нашем мире — безграничные возможности работать в тонкой материи, изобретать и делать опыты; но ему хочется во что бы то ни стало приложить руки к железу и стали. Странно!

Когда-нибудь я попробую привести мальчика к вам перед тем, как вы заснете. Это самое лучшее время для истинных видений. Те, которые появляются во время сна, могут легко смешаться и прийти в беспорядок, благодаря вибрациям физической материи, через которые вы проходите, пробуждаясь. Не забудьте мальчика. Я говорил ему, как я пишу посредством вашей руки, и он сильно заинтересовался.

— Почему бы мне не устроить телеграф в этом роде? — спросил он.

— По я посоветовал ему не делать этого, чтобы не подвергать себя риску перервать земную телеграмму, за которую было уплачено.

От времени до времени я беру его с собой в мир первообразов. У него там есть своя собственная маленькая модель, которой он забавляется, пока я исследую другие вещи. Это — модель колеса, которое он приводит в движение электричеством из своих пальцев. Нет, конечно, колесо не из стали, как вы понимаете сталь.

Нужно вам понять, что оба мира состоят из материи, не только обладающей различной быстротой вибраций, но и заряженной различным магнетизмом. Вы знаете, что два твердых предмета не могут занимать одновременно одно и то же пространство; но этот закон не относится к двум предметам, из которых один принадлежит к нашему, а другой — к вашему миру. Как вода может быть горячей и влажной одновременно, так же и квадратный фут пространства может содержать квадратный фут земной материи и одновременно столько же нашей материи.

Нет, не придирайтесь к выражениям! У вас нет названий для той материи, которая существует здесь, потому что вы не знаете о ней ничего — Ляйонель и его электрическое колесо остались бы невидимы для вас, если бы их поставить в эту минуту перед вашим камином. Даже и магия горящего дерева не сделала бы их видимыми, по крайней мере, пока светит дневной свет.

А теперь я должен уйти.
 
 

Вы не можете иметь никакого представления об истинном значении свободы, если вы только не помните последнего своего пребывания в этом мире, в чем я сомневаюсь.

Когда я говорю о "романтичности", я имею в виду очарование бытия, тот магический оттенок, который окрашивает серый лик жизни в розовый цвет.

Очаровательна эта возможность мечтать и осуществлять свою мечту, ибо здесь осуществление одновременно с возникновением мечты. Все здесь так реально, воображение так могуче, и способность соединять явления так велика — почти безгранична!

Мечтатели здесь никогда не бывают праздны, ибо наши мечтания — своего рода строительство; а если бы этого даже не было, мы имеем право делать, что нам вздумается. Мы заслужили свои вакансии. Труд у нас впереди.

Поймите, на земле тратится больше энергии, чтобы поставить одну тяжелую ногу впереди другой тяжелой ноги и продвинуть весящее около двухсот фунтов тело на одну милю, чем здесь требуется для того, чтобы обойти весь свет! Это даст вам понятие о том избытке энергии, который мы имеем здесь для того, чтобы радоваться и строить грезы.

Очень возможно, что вы на земле работаете слишком много — более, чем это действительно необходимо. Все это множество ненужных вещей, которые вы нагромождаете вокруг себя, искусственные нужды, которые вы создаете, головокружительный темп ваших жизней, чтобы добыть все эти вещи, кажутся здесь чем-то нелепым и даже жалким. Ваша политическая экономия не более как детская игра, ваши государственные учреждения — хитроумные машины для делания ненужных вещей, большая часть вашей работы бесполезна, и вся ваша жизнь была бы почти бесплодной, если бы вы не страдали настолько, чтобы ваши души познали, хотя и против воли, что большая часть их стремлений тщетна.

Как я сам потел и стонал в свое время, чтобы начертить мой маленький круг на песке! А теперь я понимаю, что если бы я давал себе более времени для размышления, я, вероятно, восстановил бы часть прежнего знания, добытого в других жизнях; и хотя я все же был бы вынужден начертить этот мой круг на песке, я сделал бы это несравненно легче и вдвое быстрей.

Здесь, если мне вздумается, я могу проводить целые часы, следя, как изменяются цвета на облаке. Или еще лучше, я могу лежать на спине и вспоминать. Это так интересно — посылать свои мысли назад, год за годом, жизнь за жизнью, столетие за столетием, назад и все назад, пока не увидишь себя... черепахой! Но можно также смотреть вперед, все выше и выше, жизнь за жизнью, столетие за столетием, эон за эоном, пока не узнаешь себя — в архангеле. Глядение назад есть память, глядение вперед есть творчество. Несомненно, мы творим свое собственное будущее. Кто бы кроме нас мог сделать это? На нас влияют, нас двигают и толкают, нам помогают и нас задерживают другие; но только мы сами куем цепи нашего существования. Мы завязываем узлы, которые впоследствии придется развязывать, и часто с таким трудом и недоумением.

Пробегая назад мои прежние жизни, я мог понять все поводы и причины моей последней жизни. В некотором отношении она была самая неудовлетворительная из многих жизней — исключая одной; а теперь я понимаю ее цель, понимаю, что я набрасывал планы для нее, когда был в последний раз здесь. Я даже влиял на то, чтобы жить там с друзьями, которых я встретил здесь.

Но теперь я подошел к новому повороту дороги и начал снова восхождение вверх. И я снова набрасываю линии моего ближайшего существования, хотя я совсем не тороплюсь. Господь с вами! Я совсем не хочу уходить, пока не исчерпаю всю чашу свободы и радости здешнего существования.

Также и научиться здесь можно многому. Я хочу восстановить то, чему я научился в тех позабытых, а теперь восстановленных жизнях.

Не вспоминается ли вам, как во время школьных занятий вам приходилось иногда повторять уроки предыдущих недель или месяцев? Этот обычай основан на верном принципе. У меня теперь как раз такое повторение уроков. Понемногу, прежде чем вернуться в ваш мир, я сделаю обозрение всем этим повторениям, запечатлевая силою воли те воспоминания, которые мне особенно бы хотелось унести с собой. Было бы совершенно невозможно перенести в неприкосновенном виде огромную панораму переживаний, которая развертывается теперь перед глазами моей памяти; но в ней есть несколько основных вещей, философских принципов и иллюстраций, которые и не должен забывать. Точно также мне хотелось бы унести с собой знания некоторых формул и привычку к некоторым упражнениям, которые вы, может быть, назвали бы оккультными, посредством которых, когда я достигну зрелого возраста в моем новом теле, я мог бы вызывать в памяти те самые картины прошлого, которые теперь развертываются передо мной каждый раз, когда я того хочу.

Нет, и не скажу вам ничего про ваше прошлое. Вы можете и должны восстановить его сами. Каждый может это, кто сознает разницу между памятью и воображением. Да, разница тонкая, но она так же реальна, как разница между "вчера" и "завтра".

Я вовсе не желаю, чтобы вы спешили переходить сюда. Нет, оставайтесь, где вы есть, как можно дольше. Многое, что мы делаем по сю сторону, вы могли бы делать так же хорошо, оставаясь в теле! Конечно, вам придется употребить больше энергии, но ведь энергия и существует для того, чтобы ее употреблять. Даже когда мы накапливаем ее, мы ее накапливаем только для будущего употребления. Не забывайте этого.

Одна из причин, почему я так много отдыхаю, мечтаю и наслаждаюсь здесь — та, что я хочу накопить как можно больше энергии, чтобы вернуться с большими силами.

Это хорошо, что вы приняли к сердцу мой совет оставаться но временам без дела и знакомиться со своей собственной душой. Много неожиданностей впереди у того, кто решается добровольно исследовать свою душу. Душа не есть блуждающий огонек; она маяк, помогающий избегать подводных скал материализма и забвения.

Я испытал много радости, пробегая назад свои греческие воплощения. Какое сосредоточенье было у этих греков! Они знали очень много. Например, воды Леты — какая это глубокая концепция, принесенная с этого берега могучей памятью!

Если бы человек не переставал стремиться вспоминать, если бы он посвящал время на анализ того, что было, можно бы надеяться на более значительное будущее для него! Разве вы не знаете, что человек может стать богом, или тем, что по сравнению с обыкновенным человечеством обладает всеми признаками и величием бога? "Вы боги" — было сказано не только в иносказательном смысле.

Я видел здесь Учителя из Галилеи и имел общение с Ним. Вот кто был человеком и богом одновременно! Мир снова нуждается в Нем!
 
 

Вас поражает выражение "естественные предметы" в применении к этому миру? Может быть, вы воображаете, что мы превзошли Природу? Но нет существа и явления вне пределов её. Да же Бог не составляет исключения. Природа есть.

Представьте себе, что вы провели шестьдесят или семьдесят лет в теле, которое упорно склонялось к ожирению, становилось неподвижным и ревматическим до потребности ложиться от времени до времени в постель для более или менее удачной починки. А затем представьте, что вы внезапно переменили это тяжелое тело на легкое и эластичное. Можете вы себе представить это? Должен сознаться, что для меня это было бы очень трудно еще недавно.

Облекшись в эту легкую форму, которая светится достаточно сильно, чтобы освещать пространство вокруг себя, когда ее не погашает более резкий свет солнца, вообразите себя переносящейся с места на место, от одного человека к другому, от одной идеи к другой. С течением времени даже привычка к питанию замирает постепенно. Нам более не надоедает голод и жажда; хотя я, например, и до сих пор подкрепляюсь от времени до времени легкой пищей, которую можно назвать микроскопической в сравнении с мясными обедами, которые я истреблял на земле.

А затем, нас более не мучает тысяча и одна мелких земных обязанностей. И к тому же здесь более доверия к настроению другой души. Обязательства здесь не в обычай — я говорю о связующих обязательствах. Обыкновенно — хотя бывают и исключения — желания бывают взаимны. Когда мне хочется увидать друга, в это же время и он испытывает желание быть со мной, и нас, естественно, несет друг к другу. Общения здесь необычайно прекрасны, но и одиночество бывает также полно очарованья.

По прошествии первых двух или трех месяцев я более не чувствовал себя одиноким. Первое время напоминало мне рыбу, вынутую из воды. Почти все испытывают это, кроме разве духовных людей, которые не связаны земными цепями или земным честолюбием. Я так сильно боролся с идеей умирания, что мое новое состояние казалось мне вначале бедствием, и я носился кругом под впечатлением, что буду терять ценное время, которое могло бы быть с пользой употреблено в борьбе и напряжении земной жизни.

Ко мне на помощь явился Учитель; но он был слишком мудр. чтобы няньчиться со мной даже и в самом начале. Он напомнил мне несколько основных принципов и предоставил применять их самому; постепенно, по мере того, как я овладевал этими применениями, я овладевая и собой. И только после этого начала заниматься передо мной вся красота и все чудо моего нового состояния, и я понял, что вместо потери времени я приобретал огромный опыт, который послужит мне впоследствии.

Я входил здесь в общение со многими людьми, людьми всех ступеней умственного и нравственного развития, и должен сознаться, что человек с совершенно ясной идеей об истинном значении жизни и о возможностях эволюции — встречается здесь так же редко, как и на земле. Нет, мы не делаемся внезапно всемудрыми только потому, что меняем ткань своего тела.

Человек, бывший тщеславным на земле, окажется тщеславным и здесь, хотя в последующей своей жизни самый закон реакции — если он перешел меру тщеславия — может послать его назад скромным и даже застенчивым человеком, на время, по крайней пока реакция не истощится.

Я часто жалею людей, которые проявлялись в жизни как рабы деловой рутины. Многие из них не могут отделаться от этого и здесь, и вместо того, чтобы наслаждаться, они снова и снова возвращаются к своим старым "делам" и тратят время над различными задачами, тактическими или финансовыми, пока не приходят почти в такое же изнеможение, как до своей "смерти".

Как вам известно, здесь есть учителя. Немногие достигают размера моего собственного Учителя; но многие берут на себя помогать вновь появившимся душам. Помощь предлагается всем, хотя принимается эта помощь не всегда. В таком случае она предлагается снова и снова, ибо те, которые жертвуют собой для других, делают это без надежды на признание или награду.

Если бы я вздумал писать ученый трактат о посюсторонней работу лет на десяток, пока все мои факты не были бы распределены по местам и снабжены ярлыками; а затем я бы начал с самого начала и продиктовал бы вам книгу такую скучную, что вы заснули бы над ней, и мне пришлось бы подталкивать вас от времени до времени, чтобы вы подобрали выпавший из вашей руки карандаш. Вместо того, я решил писать вскоре после прихода сюда, и мои письма действительно письма путешественника из чужой страны. Они передают его впечатления, иногда его ошибки, а иногда его провинциализмы и местные предрассудки. Но, во всяком случае, это не пересказ с чужих слов.

Мне приятно, что вы держите мою фотографию на вашем камине; это помогает мне приходить. В фотографии заключена большая сила.

Недавно я набрасывал для вас картины на канве ваших сновидений, чтобы показать вам ничтожество и тщету некоторых вещей. Вам известно, что мы можем делать это? Возможность для так называемых мертвых влиять на живых огромна, если только существует симпатическая связь. Я уже указывал вам, как охранять себя от нежелательных влияний, и потому вам бояться нечего. Я всегда буду своевременно предупреждать вас, если будет малейшая опасность с этой стороны. Я уже провел вокруг вас магическое кольцо, через которое только самые могущественные духи могли бы переступить, то есть не сам, а с помощью Учителя провел я этот круг. Вы выполняете наше дело, и поэтому имеете право на наше покровительство. Что "каждый работник достоин своей платы", эта аксиома верна в обоих мирах.

Только вы сами можете уничтожить поставленную преграду. Если бы вы по неосторожности открыли доступ для нежелательных воздействий, мы поспешили бы ее замкнуть снова. Из этого вы усмотрите, что я уже достиг некоторой доли авторитета; да, а имею право сказать это уже и теперь. Вы удивлены?
 
 

Не заставляла ли вас иногда поражаться эта абсолютная живость воображения у детей? Ребенок говорит просто и с убеждением: "Этот вот коврик — сад, а та половица в полу — река, тот стул — замок, а я в нем король".

Почему он говорит все эти вещи? Как может он говорить их? Потому что — и в этом все дело — он подсознательно все еще вспоминает здешнюю жизнь, которую он сравнительно так недавно покинул. Он перенес с собой в земную жизнь нечто из своей утраченной свободы и силу своего воображения.

Но это вовсе не означает, что все вещи в этом мире — одно воображение; вовсе нет. Здешние объекты из тонкой материи так же реальны и сравнительно так же вещественны, как и у вас; но кроме того, здесь есть еще возможность творить, и притом из материи еще более тонкой — из той, которая составляет субстанцию мыслей.

Если вы создаете что-либо на земле из плотной материи, вы прежде всего создаете то же самое из субстанции мысли; но разница между вашим творчеством и нашим, та, что пока вы не окружили создание вашей мысли плотной материей, вы не верите, что это невидимое создание действительно существует вне вашего собственного воображения. Тогда как мы здесь можем видеть создания мыслей других, если мы и они того хотят.

Мы также можем — и я это говорю для вашего утешения — видеть ваши создания мысли, и прибавляя силу нашей воли к вашей, мы можем помочь вам осуществить их в материальной форме.

Иногда мы строим здесь, в нашем четырехмерном мире, постепенно и продолжительно, в особенности, если желаем сохранить свое создание для других, чтобы оно пребывало на долгое время. Но для всех высокоразвитых духов мыслеобразы видны всегда.

Конечно, вы понимаете, что не все духи высоко развиты. На самом деле, только весьма немногие ушли очень далеко от вас; но наиболее тупой человек владеет здесь тем, что все вы утеряли — верой в создание своей собственной мысли.

Та сила, которая делает творчество возможным, не покидает душу, когда последняя вновь облекается в материю. Только сила эта вскоре угасает, и воображение теряет свою уверенность благодаря недоверию взрослых, которые постоянно твердят ребенку: "Это только игра, этого в действительности нет; это одно воображение".

Не существует почти никаких границ для возможностей воображения; но, чтобы воспользоваться всей его силой, нужно доверять своему воображению. Если вы будете постоянно внушать себе, как мать внушает своему ребенку: "Но ведь это только игра воображения, это нереально", вы никогда не осуществите тех вещей. которые создает ваша мысль.

Само воображение — подобно ребенку, его нужно поощрять и верить в него, иначе оно не может развиваться и не может делать в совершенстве своего дела.

Человек, который называл этот мир ареной игры, пробовал всевозможные опыты с этой силой в себе. Ему удались вещи, которые сильно поразили бы вас. Так, например, он помог своей жене, после так называемой своей смерти, выполнить их общий план, который им казался неосуществимым, благодаря недостатку настоящей веры. Но люди, делающие здесь опыты, — исключение. Большинство моих теперешних сограждан довольствуются тем местом, где они находятся и совсем не заботятся о земле. Несомненно, эти немногие — "мечтатели", подобные мне, которые не удовлетворяются одним миром и хотят соприкоснуться с обоими; но они встречаются редко, так же, как поэты на земле. Для огромного большинства достаточно того мира, в котором оно находится в данное время.

Что касается меня, то я "ни за что на свете" — как выражаетесь вы — не согласился бы тревожить кого бы то ни было мыслью, что я могу вмешиваться в чужие дела, которые совершенно не касаются меня. Но если бы, невидимо и неосязаемо, я мог помочь вам силою моего уверенного в себе воображения, — в этом не было бы ничего дурного, а для меня — это было бы нужным доказательством.